А что за экспозицией?. 1977. Автор: Е. Ракитина
Триеннале сценографии в Вильнюсе заметно выросла в количественном отношении по сравнению с предыдущей выставкой в Риге. Возникала более точная объективная картина сегодняшнего состояния театрально-декорационного искусства. Выставка как бы взяла на себя функции малой всесоюзной — были представлены не только Прибалтика, Москва, Ленинград, но и художники Грузии.
Может быть, несколько в тени оказался изначальный замысел — показывать самое острое, экспериментальное, перспективное. Но было бы наивно требовать, чтобы раз в три года заявлялись принципиально новые художественные идеи. Они вообще появляются не часто, хотя об этом в процессе художественной жизни как-то забывается...
Вот уже несколько лет как все наши театральные художники «заболели» выставками. Прежде было разделение: одни писали эскизы на темы разных пьес специально для выставок; другие в это время работали только в театре. Сейчас ситуация изменилась. Выставки делают прежде всего художники, активно и постоянно работающие на сцене, занимаясь ими с увлечением, с удовольствием не меньшим, а порой даже и большим, чем самими спектаклями, не жалея сил, времени, энергии. К этому явно примешано и чувство неудовлетворенности существующим театром.
Показывая свою работу на выставке, художники гарантированы от возможности быть, скомпрометированными тем или иным способом, как это нередко происходит с ними на сцене. Они делают и переделывают макеты, иногда все дальше уходя от того, что было в спектакле, доводят до уровня графических шедевров свои первоначальные, задолго до спектакля пришедшие в голову замыслы; размышляют о том, каком должна быть экспозиция, разрабатывают ее принципы, стратегию и тактику. Само слово «экспозиция» стало сейчас куда более волнующим, чем, скажем, «сценография». Со «сценографией» все как-то примирились, перестав вкладывать в это понятие особый смысл. (Теперь можно прочитать даже о «сценографических экспериментах мирискусников».)
Весь этот процесс начался и происходит под лозунгом максимального приближения выставки к театру, желания передать изменившийся характер работы художника на сцене, представить ее во всей полноте, сложности, многогранности. Увлечение макетами, фотографиями спектакля, подлинными костюмами — не дань моде и отнюдь не попытка возместить отсутствие мастерства, необходимого для того, чтобы все это просто написать в эскизе. Структура декорации действительно изменилась. Было бы по меньшей мере странно пытаться передать всю сложность пространственно-фактурных ощущений в эскизе, если художник мыслил прежде всего категориями реального сценического пространства и реального материала.
Если художник видит смысл смысл своей работы не в раз и навсегда зафиксированном образе, а в изменении, развитии, движении, понимаемых не как простая смена мест действия, а как развитие образно-пластической идеи, мысли, то он вправе предпочесть эскизу — серию простых рисунков, фиксирующих ход этой мысли, чертежи, слайды, фотографии и, конечно, «живой костюм», выразительность которого в объеме, пластике, фактуре не всегда можно передать в эскизе. Ведь скульптуру мы почему-то предпочитаем смотреть в натуре.
Но все же театр есть театр, а выставка остается выставкой, и сблизиться они могут достаточно относительно. Однако может произойти другое — новые экспонаты будут в такой же степени оторваны от театра, как и раньше, но, как говорится, на другом уровне, на ином витке спирали, с новыми материалами, средствами, возможностями. Впрочем, в этом нет ничего предосудительного. Ведь на выставку приходят не с намерением проверить соот-петствие тому, что было в спектакле.
Лауреатами вильнюсской Триеннале стали москвичи — С. Бархин, Д. Боровский; ленинградцы — Д. Лидер, М. Китаев; литовцы — Д. Матайтене, В. Калинаускас; латыши — И. Блумбергс, Ю. Димитерс; эстонцы — М.Л. Кюла, А. Унт.