К.П. Брюллов в письмах, документах и воспоминаниях современников. Возвращение в Россию. Санкт-Петербург. Продолжение.. 1961. Автор: Н. Машковцев
Смерть
— Да, господа, — сказал , — сегодня мы похоронили полакадемии! —Карл Павлович смолк, и никто после него не решился нарушить общей скорбной тишины. Таким образом, над могилой Гальберга составился живой памятник из сочувствующих ему, которых искреннее соболезнование о потере просвещеннейшего художника окаменило в неподвижную группу, оплакивающих прах незабвенного человека. Рамазанов, стр. 169.
говорил о Рембрандте, что он похитил солнечный луч. Мы теперь можем сказать тоже о самом Брюллове: присутствие света и воздуха в большей части его картин поразительно. Некоторые упрекают его в излишней цветности и резкости красок, и это, точно, встречается у него в картинах, не совсем конченных. Сильно чувствовавши краски, он не мог не переносить их сильно на холст; тело в его подмалевках в высшей степени выразительно, живо и даже в иных картинах несколько пестро; но у него, несравненно более других, конец венчал дело...
Иные упрекают за эффектность. Недостойно было бы великого мастера подделываться под требования публики, а если он, так глубоко изучивши искусство, открыл в нем новые стороны, дотоле неизвестные, то это лишь новая заслуга гения. Странно было бы там, где небо и земля вооружились всеми ужасами противу человека, как это видим в картине «Последнего дня Помпеи», не употребить всех средств искусства для выражения этих ужасов. Если прибегал к эффектному освещению и в портретах, то и это с его стороны было делано не без обдуманных причин. К. П. знал, какую голову осветить обыкновенным ровным светом и для какой головы нужно свое особенное освещение, дабы выказать их с более выгодной и более привлекательной стороны.
Рамазанов, стр. 194—196.
был гениальным историческим живописцем, портретистом и жанристом; он был также замечательным мифологическим живописцем. Про него рассказывали, что он весьма основательно изучил некоторых латинских писателей. Солнцев, стр. 630.
Для драмы «Русская боярыня», П. Г. Ободовским нарочно для меня А. М. Каратыгинойсочиненной, нарисовал
мне костюм того века, с собственноручной дружеской припиской под рисунком, который и хранится у меня поныне. Каратыгин, стр. 235.
Со времени возвращения из-за границы упрочил за собой славу первоклассного художника. Поэтому во многих знатных домах появились его бюсты. Затем, когда разнесся слух о печальном разрыве с женою, которую он удалил от себя недели через две после свадьбы, в некоторых домах убрали его бюсты. Это глубоко поразило Брюллова. Жена барона П. К. Клодта, которую очень любил и уважал, рассказывала мне, что К. П. часто уходил на антресоли к ее детям и там плакал, как ребенок. У барона Клодта Брюллов бывал почти ежедневно и занимался больше с детьми, рисуя им по целым дням разные исторические сцены и события. Когда ему замечали, что он уже слишком уединяется от общества, то с горечью говорил: «Я не могу выйти из дому: на меня станут указывать пальцами». Солнцев, стр. 629.
Я поступил в Академию художеств в 1837—1838 гг.
Переход к новой обстановке, к новым, чуждым мне нравам был для меня очень чувствительным. Из среды товарищей высших слоев общества; как-то: Шереметева (зятя М. Н. Муравьева), Багратиона, Ермолова, Бакунина, Шан-Гирея, Константинова и прочих выдающихся личностей, с которыми я сблизился в Артиллерийском училище и которыми был любим, я попал в среду талантливых людей; в то же время сразу почувствовал, что отстал от них в механизме искусства и в технике. Мне хотелось творить, в то время как кисть не была еще мне послушна. Я не в состоянии описать то чувство, которое испытал я, увидевши впервые натурный класс, где стояли живые этюды, исполняемые малолетними воспитанниками. Я понял, что мне надо трудиться «с утра до вечера, с вечера до утра», как говаривал мой великий учитель .
При поступлении в Академию я попал под руководство , но это продолжалось недолго, потому что вскоре он уехал в Италию для окончания своего замечательного произведения «Медный змийМедный змий. 1841Холст, масло., 565 x 852Государственный Русский музей». В то время приехал из Италии . Его вековое произведение «Последний день ПомпеиПоследний день Помпеи. 1830—1833Холст, масло, 456,5 x 651Государственный Русский музей» находилось в стенах Академии. Я пожелал поступить к Карлу Павловичу в ученики.