Николай Тырса. 1990. Автор: Н. Козырева
В 1916 году в журнале «Аполлон» была опубликована статья Н. Н. Лунина «Рисунки нескольких «молодых», посвященная П. Львову, П. Ми-туричу, Н. Тырсе, Л. Бруни и другим. Проницательность, глубина и точность данных оценок сегодня приобретают особое значение. Лунин мимоходом заметил, что «художественный критик не гадалка, может говорить о том, что есть, но трудно говорить о том, что будет» '. Тем не менее у одного из «молодых» — у Тырсы он видит уже имеющийся свой стиль, высокого качества и достаточно определившийся, а его рисунки характеризует как «искусство сильное, ярко выраженное, самостоятельное, органическое»2. Утверждая, что Тырса обладает подлинностью художественного дарования, Пунин заглянул в будущее и был совершенно прав. Жизнь Николая Андреевича Тырсы (1887—1942), трагически оборвавшаяся блокадной зимой, подтвердила давние прозрения видного русского критика.
Подобно многим мастерам XX века Тырса был художником-универсалом, не связанным в своих творческих поисках раз и навсегда заданными рамками. Он свободно переходил границы видов и жанров, с одинаковым увлечением занимался «большими» и «малыми» искусствами. Остро ощущая потребности времени, он смог в своем творчестве ответить на многие вопросы, поставленные перед искусством новой действительностью.
Все, к чему обращался художник, отмечено истинной демократичностью, рождалось необходимостью жизни. В живописи и станковой графике, в книге и афише, в эскизах оформления праздничного Петрограда, в торговой рекламе, в эстампе — во всех видах творчества обнаруживается присутствие того стиля «высокого качества», который заметен уже в его ранних рисунках. Тырса был смелым новатором, обладавшим широким мышлением, что позволяло ему свободно обращаться со всей системой пространственных искусств.
Встретив революцию тридцатилетним, Тырса включился в развернувшуюся работу вместе с художниками близкого ему круга — В. Лебедевым, М. Матюшиным, К. Петровым-Водки-ным и другими.
Позже Тырса писал: «...Мы реорганизовывали школы, осуществляли план всей государственной перестройки искусства, удовлетворяли будничные нужды «сегодня» революции и выковывали идеологические стержни художественной жизни... Районные школы, клубы, массовые торжества революции в то время, когда она достигла высшего пафоса, вся польза, которую мы могли принести революции, все это делалось одновременно с работой за десяток саботирующих чиновников в реорганизуемых учреждениях, рядом с хозяйственными заботами о сохранении зданий» 8.
Е. А. Тырса, жена художника, вспоминала, как в дни наступления Юденича на Петроград «...Николай Андреевич пошел в комитет РКСМ, помещавшийся напротив его дома на улице Глинки, и настойчиво просил выдать ему оружие, объясняя, что он как комиссар такого важного учебного заведения (Вхутемас) должен быть вооружен, чтобы в случае надобности принять участие в защите города от врага. К этому времени его взгляды и политические убеждения определились полностью и бесповоротно»4. Он утверждал, что «нужно совершенно отказаться от такого банального взгляда, который до сих пор еще имеется, что если есть картины, где написано красное знамя, то это самая лучшая вещь, то есть апогей искусства... Нельзя же решать все с точки зрения тематики. Это же такое вредное упрощение, это так мешает нашей работе, что это в тысячу раз преступнее, чем тот формализм, в котором меня упрекают» 5.
Общественный темперамент Тырсы завоевал ему авторитет и уважение в среде ленинградских художников. Тырса был убежден, что «ни один советский гражданин не может выполнять общественно полезное дело по формуле «что прикажете». Каждое общественно полезное дело должно быть и делом личного убеждения, только тогда оно может дать общественно полезные результаты»6.