А.Е. Егоров. Из серии «Массовая библиотека». 1947. Автор: Е. Мроз
«Русский Рафаэль», «знаменитый русский рисовальщик», — так отзывались об
его современники на родине и за границей. Воспитанный на античных образцах, плененный замечательными творениями великих мастеров эпохи Возрождения, глубоко изучив и талантливо претворив художественное наследие, создал произведения, призванные «истинно классическими». Заслуженный профессор Академии художеств, он передал свои знания многим поколениям русских художников, которые, как и он, бережно хранили лучшие традиции русской академической школы.Алексей Егорович Егоров родился в 1776 году в улусе Калмыцкой орды, ушедшей из-за Волги в китайские владения. Он был захвачен казаками, преследовавшими орду, и ребенком отдан в московский Воспитательный дом. Неясными воспоминаниями детства остались кочевая кибитка, богатый шелковый халат и расшитые сапожки.
В 1782 году шестилетний
был помещен в Академию художеств.В Академии учился у профессоров
и . Там проявился его исключительный талант рисовальщика. любил рисовать вместе с ним с античных слепков. Случалось, что ученик превосходил учителя, и «тогда они бросались в объятия друг друга, смешивая похвалу с признательностью».В Академии
получил несколько медалей, а в 1796 году был награжден знаком отличия «за успехи и хорошее поведение».По окончании в 1797 году Академии он был оставлен при ней пенсионером и уже в следующем году назначен преподавателем рисования в классах.
превосходно усвоил каноны академической школы и, «приняв от строгий и правильный рисунок, хранил его подобно огню Весты». Он умел создавать сложную и в то же время ясную, уравновешенную композицию с разнообразными и умело комбинированными группировками действующих лиц в соответствии с содержанием картины; красота и благородство форм сочетались с приятным колоритом.
Особенного совершенства
достиг в рисунке. В изучении и освоении рисунка он следовал заветам итальянского художника эпохи Раннего Возрождения Ченнино Ченинни, который в своем «Трактате» говорит: «Постоянно трудись и наслаждайся, копируя попадающиеся тебе лучшие произведения, сделанные рукою великих мастеров». «Постоянное рисование с натуры и непрерывное в этом упражнение еще важнее копирования произведений мастеров». «Постоянно, не пропуская ни одного дня, рисуй что-нибудь, так как нет ничего, что было бы слишком ничтожным для этой цели; это принесет тебе огромную пользу».Любовь к искусству сочеталась у
с огромным трудолюбием и настойчивостью, что дало отличные результаты. В Академии он считался лучшим рисовальщиком, и десятки лет среди учеников передавался рассказ, как , будучи пенсионером в Италии, на заявление, что русскому художнику никогда не нарисовать так правильно человеческой фигуры, как нарисует итальянец, взяв уголь в руку, сказал: «А вот так вы умеете?» и с этими словами начал вести углем по стене, не отнимая от нее руки, и, начав с большого пальца левой ноги, нарисовал на память, не пропустив ни одного мускула, одним очерком, целую человеческую фигуру без одной ошибки. Долго рассказывали потом итальянцы всем приезжавшим в Италию молодым русским художникам об этом случае, как о чуде.В 1803 году Егоров вместе с пенсионерами — живописцем
, скульптором и архитектором Дудиным — был направлен «в чужие края» для усовершенствования. В Риме он сразу завоевал себе репутацию блестящего рисовальщика. Придя впервые в натурный класс, художник нашел все места занятыми, и ему с трудом удалось устроиться под самой фигурой и рисовать ее в труднейшем ракурсе. Через полчаса, ранее всех, он нарисовал фигуру. И профессор и ученики удивились его мастерству, и слава о нем, как о большом мастере, быстро распространилась в Вечном городе и далеко за пределами его.В Риме
близко сошелся с прославленными мастерами Италии — Канавой и Камуччини, сразу признавшими замечательный талант молодого русского художника. Камуччини, глава итальянских живописцев, пользовался карандашными эскизами для своих композиций. Рисунки Егорова ценились очень высоко знатоками искусства и нарасхват раскупались для пополнения своих собраний. Ему давали за рисунок, какого бы размера он ни был, столько, сколько уложится на нем золотых монет.Популярность
в Италии была необычайна: его знали все лаццарони. Одни называли его «Великим русским рисовальщиком», другие — «Русским медведем» за его необыкновенную силу, которую он умело применял в спорах с пылкими итальянцами, особенно когда дело касалось чести России и русских. Папа Пий VII предлагал ему место придворного живописца, но художник хотел служить только своей родине и решительно отклонил предложение.В Риме
усиленно изучал творения великих итальянских мастеров эпохи Возрождения, особенно Рафаэля, чей гений несомненно оказал огромное влияние на всё творчество нашего художника. «Я всегда считал профанацией намеренно подражать великому мастеру; но когда долго созерцаешь и восхищаешься теми шедеврами, где его душа особенно сильно проявилась, помимо воли проникаешься тем чувством и той же манерой», — говорил .В 1806 году Совет Академии художеств известил Казанском собореКазанский собор. 1801—1811, так и в других «важных зданиях». Приказано было возвратиться через Вену, не заезжая в Париж.
и остальных пенсионеров, находившихся за границей, что ввиду окончания срока они должны возвратиться в Россию, где их ожидают выгодные заказы как в новостроящемсяОбратный путь был труден и полон приключений. Началась война. Ехать сушею через Сиену, Флоренцию и Болонью они уже не могли, а направились из Рима в приморский город Анкону, где для получения паспортов назвались австрийскими поляками, так как русских из Италии уже не выпускали. В море на их корабль напали корсары и при проверке паспортов капитан корсарского судна принудил их сознаться, что они русские. Сообщив им, что он сам воспитывался в петербургском кадетском корпусе, капитан отпустил их, не причинив никаких неприятностей, дав еще на дорогу провизии. Отбыв двухнедельный карантин в Триесте, они через Краков прибыли в Россию летом 1807 года, где
и были приняты в Академию на должности адъюнкт-профессоров, поделив учеников с профессором и адъюнкт-профессором Андреем Ивановым.В сентябре того же года Казанского собораКазанский собор. 1801—1811 «Положение во гроб», а Шебуев за эскиз для того же собора «Взятие на небо божией матери» были признаны академиками.
за эскиз дляРеймерс в очерке об Академии художеств так отозвался на возвращение молодых художников: «Гг.
и , оба исторические живописцы, много обещают, особенно последний, стиль и благородная простота которого позволяют надеяться, что он будет вторым Пуссеном».