А жизнь продолжается. 2003. Автор: Евгений Зайцев
В мастерской хранится множество работ, отмеченных обостренным вниманием молодого художника к человеку, стремлением передать его неповторимую индивидуальность, подчеркнутую национальную характерность. Достоверно «схвачено» психологическое состояние утомленности в этюде «Голова пожилой женщины». Это работа уже первокурсника художественного института. На втором курсе
пишет «Женский портрет». Ему уже под силу передать живописно-красочными и пластическими средствами выразительность взгляда, позы, жеста портретируемой модели. Колористические искания студенческих лет, обостренное восприятие натуры убедительно проявились в композиции «Девочка около дровяной кучи» (1947). Удачно найденной ритмикой светотени и красок примечателен этюд «Мальчик из беспризорных» (1948).— Этот парнишка встретился нам студентам-третьекурсникам, приехавшим летом 1948 года в Крым на практику, — вспоминает художник. — Привлек он мое внимание шустростью и какой-то неподдельной искренностью. Он был из тех многочисленных сирот, которых война лишила родителей. Ни дома, ни семьи, ни тепла, ни ласки. Вот и добирались они туда, где потеплее, где легче прожить, не теряя надежды найти кого-либо из родных или близких. Там в Крыму я написал несколько этюдов приглянувшегося мне подростка. Разговорились. Душа у него открытая и совсем незащищенная. Сердца наши сжимались от его бесхитростных рассказов. Решили мы сообща вытащить его в Москву. Некоторое время он жил в нашей семье. Упорно отмывали его давно не видевшее мыла хрупкое тело и освобождали от довольно широко распространенной в годы войны завшивленности. Шел парнишке четырнадцатый год. Затем устроили его в ремесленное училище и он поселился в общежитии. Окончил его, стал печатником. Работал в издательстве «Правда». Такова история этого этюда. За образом этого мальчика кроются судьбы многих малолеток, затерявшихся на бескрайних перепутьях военных и послевоенных лет.
Институтские годы чередовались рутинными штудиями, самостоятельными пробами, бытовавшим небрежением к общеобразовательным и теоретическим предметам и, наоборот, упором на практические занятия.
занимался у и Н.Х. Максимова — превосходных педагогов. Заканчивал обучение в мастерской . На улице было лето 1950 года.Сомнения и тревоги
Уже своими первыми работами
заявил о себе, как серьезный, вдумчивый, самостоятельно мыслящий и ищущий живописец. Он — непременный участник практически каждой молодежной выставки. В его работах проявилось острое чувство современности, способность психологически-углубленно и профессионально-грамотно раскрывать на холсте задуманное. Художника более всего занимает человек, его думы, переживания, душевное состояние. Его герои — люди работящие, сострадающие ближнему, с сердцами и помыслами взволнованно чистыми, с глубоко развитым чувством национального самосознания. Заметны в этих работах характерные для того времени и вполне «благополучные» лирико-бытовые интонации.Одним из тех, кто «заметил» способности
и поддержал его был . На выставке у картины «Уехали» у них произошел откровенный разговор о профессии художника, его миссии в этой жизни. Многоопытный Павел Петрович предложил начинающему художнику вступить в творческий союз и дал ему рекомендацию.— Заявление мое рассматривал президиум Московского Союза художников, — вспоминает Г.
. — Председательствовал Ф.С. Богородский. Между участниками заседания разгорелась оживленная дискуссия. В итоге совершенно неожиданно меня приняли сразу в члены Союза, минуя кандидатскую ступень. Конечно, это была приятная неожиданность. А удовлетворенности от написанного не приходило. Все более начал осознавать: лирика — не моя стихия. Лирический герой, как ни подходи к нему, не естественен. В чем-то даже фальшив. Надо искать свой образ, близкий, понятный, правдивый.Сам автор достаточно трезво, самокритично оценивал свои первые художественные опыты. Не в каждом полотне удалось выстроить композицию так, как замышлялось. Приподняться над бытовой стороной сюжета оказалось задачей более сложной, чем предполагалось. Предстояло на практике овладеть «интонационным» богатством живописного языка.
Выступая на обсуждении второй молодежной выставки, которая состоялась в феврале-марте 1956 года в залах на Кузнецком мосту, и полемизируя с И. Бруни, он убежденно говорил: «…Ошибка Бруни в том, что он не зовет к изучению жизни. Если мы пойдем по его пути, мы оторвемся от жизни. Искусство потеряет жизнь и свою жизнеспособность, и мы в таком случае будем отброшены к забору самой жизнью… Очень плохо, когда живопись, как это видно на некоторых вещах этой выставки, превращается в что-то чисто декоративное… Если мы оторвемся от человека, картины наши не будут нужны».
Художникам послевоенной поры и, прежде всего, молодым, сама судьба предначертала отразить время во всех его наиважнейших проявлениях, сказать свое слово о человеке исстрадавшемся, натруженном и, вместе с тем, устремленном к свету, миру, гармонии, вере.
Правы те, кто признает роль «временной» дистанции в искусстве. Конечно, если ее не абсолютизировать. Жизнь богата неожиданными событиями, неординарными фактами, из которых вырастают сюжетные композиции. Этот человеческий, а порой и «сверхчеловеческий» материал годами накапливается. И только со временем полный человеческого драматизма и трагизма он подвергается художественно-эстетическому осмыслению и получает воплощение в картине. Когда художник переполнен впечатлениями от жизненного материала, он начинает их осмысливать, анализировать, «прокручивать». Так, на протяжении длительного времени вынашивался, складывался, обретал осязаемые черты триптих, который вошел в историю искусства под названием «Коммунисты».
Первой легла на холст композиция, названная автором «ИнтернационалИнтернационал. 1957—1958Холст, масло, 290 x 130Государственный Русский музей» (1957—1958). В картине запечатлен один из трагических моментов гражданской войны. Их двое, еще оставшихся в живых на поле боя. Они стоят спиной друг к другу. Один прочно удерживает левой рукой древко полкового алого знамени. У другого надетая через плечо, отливающая золотистыми бликами огромная медная труба. Избранная автором почти скульптурная «круговая композиция» удачно символизирует «круговую оборону», удерживаемую до конца двумя отважными безвестными героями. Трубач уверенно стоит на широко расставленных ногах. Лучистый с резко падающими тенями свет резко усиливает цвета гимнастерки, брюк, обмоток, истоптанных ботинок, медной трубы. Мощным, звучным сочетанием серо-зеленоватых и золотисто-желтых цветов вылеплена его богатырская фигура. Она словно отлита из бронзы. Голова его слегка приподнята, щеки раздулись от перенапряжения. Пальцы правой израненной руки «берут» нужные аккорды. И чуткое зрительское ухо слышит с детства знакомую мелодию в его последнем, надрывном исполнении. Вглядываясь в его лицо, во всю его могучую стать ощутимо осознаешь — такой человек может быть убит, но победить его невозможно.
Полотно решено автором в лучших традициях фресковой живописи. Кстати, можно лишь сожалеть, что эта особенность мудрого дарования Г.
а так пока и не реализована в жанре настенных росписей.Центральная часть триптиха — «Поднимающий знамяПоднимающий знамя. 1957—1960Холст, масло, 156 x 290Государственный Русский музей» (1959—1960). Сюжетная линия этого полотна не отличается новизной. В мировом и отечественном искусстве подобные сюжетные ходы встречались. Вспомним, к примеру, работу известного скульптора И.Д. Шадра «Булыжник — орудие пролетариата» (1927).
— У меня «святое» отношение к этому художнику, — говорит Гелий Михайлович. — Глубоко запала в душу его мысль, высказанная не то в 1912, не то в 1913 году — создать музей человеческих страданий. И человечески, и профессионально у меня появилась к нему какая-то привязанность. Прямого желания перевести пластическое решение его известной скульптурной композиции на живописный холст не было. Вместе с тем, между ней и моей работой наличествует явная тематическая и пластическая близость. Все получилось подсознательно. Изначально у меня была идея изобразить человека, который поднимает с земли знамя, выроненное павшим товарищем. Как видите, действие совсем иное, чем у Шадра. Я долго искал натуру, соответствующую моему замыслу, одежду, позу, внутреннее состояние моего героя и общую характеристику ситуации. И только потом обратился к пластике Шадр Вот так все было на самом деле.
Характерная черта личности
и его творчества — сопричастность ко всему, что вокруг, соучастие в судьбе Человека и стремление сохранить честную беспристрастность художника. независимость творческой личности — один из основных его постулатов. Не лгать, писать только о том, что знаешь, ощутил умом и прочувствовал сердцем. Он никогда не сглаживал «острые углы» жизненных хитросплетений. Действительность в его полотнах близка к чаяниям людей, тяготам их существования, лишена убаюкивающей иллюзорности. Его художественное мышление и эстетические взгляды свободны от догматической зашоренности. Образы, воссозданные им, зачастую нелицеприятны, подчас отягощены всякого рода жестокостями и несправедливостями. Но им невозможно отказать в подкупающей достоверности. Всеми фибрами своей души, силой красочной палитры художник восстает против низведении Человека до положения злополучного «винтика». А это уже признак серьезности авторских намерений.Чувствуя ритмы своего времени, искренний художник писал о человеке, поднимающем знамя коренного обновления жизни, о людях, потянувшихся к новой жизни, к свету, разуму, справедливости. Чуяло его сердце, что бесовщина обернула их святые помыслы в гражданскую войну. И герои его «ИнтернационалИнтернационал. 1957—1958Холст, масло, 290 x 130Государственный Русский музейа» мечтали: «весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем», будем строить общество добра, справедливости и процветания. Только вылились все эти усилия и жертвы в антинародную бесчеловечную диктатуру с беззаконием и произволом.