Что встанет в старых окладах?. -0001. Автор: В. Ольшевский
Казалось бы, все это и особого разговора не заслуживает — плюрализм так плюрализм, дай мне свободу, а на все наплевать! Но суть в том, что с распространением «авангарда», который на волне перемен в общественном сознании захватил себе режим наибольшего благоприятствования, изобразительное искусство в глазах зрителей катастрофически покатилось вниз. Сама фигура художника обесценивается в своем социальном, личностном значении, уходят в тень такие понятия, как дарование, труд, прилежание, мастерство. Зачем все это, когда успех берется нахрапом! Неужели и выставочным залам суждено стать плахой для искусства, художника, подобно тому как иные фильмы последних лет выступают пособиями для начинающих проституток и рэкетиров? И ведь бывают дни, недели и месяцы, когда, скажем, Дом художника на Крымской набережной в Москве сплошь заполняется и отечественным, и привозным одним только «новым словом». Третьяковская галерея закрыта, а в районных выставочных залах своя жизнь — как в рок-дискотеках. Куда податься
тому, кто помнит, кто хочет знать, что такое русское искусство, а с ним — Родина, Россия?
Пора понять: как в жизни социальной все мы устали от митингов, гор-лохватов, политиканов, так и в сфере художественной время взывает к настоящему делу. Время взывает к спасению ценностей нравственных. Слишком многое утеряно в искусстве, пущено по ветру, но есть в нашем искусстве силы, способные отстоять и труд настоящего художника, и уважение художника к своему Отечеству. Силы, для которых опора — реалистическое наследие русского искусства, положительный опыт советского времени. Одно нынче замалчивается, другое режется по живому — вот уже «Рабочего и колхозницу» Веры Мухиной готовы считать агитплакатом сталинского социализма; гражданственность, патриотизм, утверждение творящей, жиз-нестроящей личности, понятия народной мудрости и красоты, которые возвышали художника, отлучаются от нашей трудной, многострадальной истории, объявляются «черной дырой» семидесяти пройденных лет. Но есть время, есть возможность остановиться и расставить все по местам!
Каждый, кто прочитает эти строки, вправе будет спросить: неужто автор считает выставку художников Подмосковья таким уж генеральным сражением за реализм и такой уж творческой высотой, что судит о ней как о событии переломном в художественной жизни? Переломным событием — нет, но фактом показательным — да. Не будем повторять, что новое — это забытое старое, а скажем так: в ряду других подобных выставок, к сожалению, не столь уж частых, которые держат традицию настоящего вкуса и мастерства, она — как глоток чистого воздуха. Зрители увидели на выставке свое, родное, русское искусство. Ту самую кисть, которая неотъемлема от национального сознания. Тот облик художника, который располагает к доверию. Здесь все соединилось: и живое, ясное слово художника, самый
склад образной речи, традиционной для русского искусства, и то, что влечет к себе взор художника,—наша природа, наша жизнь, наша память. В этом смысле вряд ли даже стоит говорить, что выставка полемична в отношении к «авангарду» — нет, скорее она очистительна. Она утверждает достоинство, самоценность русской природы, и жизни, и памяти, и очистительна в том смысле, что останавливает у порога, как злую силу, не смеющую переступить порог храма, попытки опорочить, унизить, кинуть под ноги духовной инфляции золотой запас русского самостояния на русской земле.
Поразительное дело — вроде бы и никакой не переворот в искусстве, а мы словно обращаемся к своим перво-истокам. Кто помнит фильм «Солярис», там есть такие кадры, ими завершается фильм: из глубин внеземных абстракций, явлений и понятий чужеродных космический странник возвращается к отчему дому, и объектив крупным планом, во весь экран, как вновь обретенную драгоценность, показывает земные травы, цветы, водоросли в реке, колышимые течением, листья кувшинок под теплым человеческим солнцем. Эти кадры снимались на реке Сторожке, под Звенигородом, близ Саввинской слободы, где жил когда-то, писал свои этюды Левитан, слушал возникающие в душе мелодии Танеев, где бродил береговыми тропами молодой земский врач Чехов. Неспроста приходят на память дорогие имена, вот и на выставке являет себя нечто подобное: исходив круги умозрений и абстракций, отлученные от евтеотвен-ного восприятия, мысль, чувство возвращаются к отчему дому.