Что встанет в старых окладах?. -0001. Автор: В. Ольшевский
Подмосковье... Не зря это золотая середина России. Ее истории, ее культуры, ее живописной палитры. Нет надобности перечислять, сколько художников, поколений художников одарила вдохновением подмосковная земля, чем запечатлелась она в летописи нашего искусства, какими красотами народного творчества вписалась в книгу российских талантов. Охра спелых хлебов и высокое ее небо — не они ли в живописи Андрея Рублева? Быть может, потому выставка и оставляет такое цельное впечатление, что единой линией проходит на ней пейзаж — краски природы, образы природы, почерпнутые в натуре, виды городов, старых улиц, домов, монастырских стен, куполов, привычные, свои для художника, но принимаемые нами как открытие глубинной, несуетной жизни всей этой исконной русской земли. Словно бы сбрасываются какие-то скорости века и зрение обращается к вещам полузабытым, к тому же порогу отчего дома. Мы ещё вернемся к пейзажу на выставке, но сказать надо о том, что в это ощущение исконности своего дома удивительно вплетаются традиционные народные художества —
керамика Гжели и жостовские подносы, павлово-посадские платки и резьба Кудрина, федоскинские миниатюры. Они сегодняшние и неисповедимо давние, их красота рукодельная и, значит, мастер-рукоделец неизбывен на Руси, и все та же неизбывная природа дарует ему краски, линии, формы.
Давно ли мы подгоняли художников: даешь современность, ее ритмы, «шаги саженьи»! Что ж, и здесь жизнь вносит свои коррективы. Не ищет ли теперь художник активность творческой позиции в понятиях коренных и непреходящих. И потому действительно современных, ибо что может быть существенней, нежели обрести свое духовное самостоянье, говоря высоким пушкинским словом, наперекор нынешнему разброду и мнений, и дел? Есть на выставке небольшой холст — при всей своей внешней скромности и вроде бы не очень приметный в экспозиции он, если всмотреться, вдуматься, может претендовать на роль эпиграфа к выставке. Это — натюрморт, изображающий старинные иконные оклады. Одни оклады, там, где были лики святых, ныне пустые провалы. «Алтарь без божества»? Или веками хранимая духовность покинула нас? А то, может, мы самонадеянно ее изгнали, и эти забытые, а теперь извлеченные к свету дня старые оклады ждут: какой верой наполнит их наше время? Так ли понимать автора этого холста А. Хопкина, но, представляется, вот случай, когда и натюрморт, жанр, искони тяготеющий к задачам чисто живописным, вступает в разговор с современником о современности. А, впрочем, вспомним натюрморт Петрова-Водкина восемнадцатого года, где ржавая селедка и кусок черного хлеба говорят о самоотречении трагических дней больше, чем многие иные полотна со знаменами и ораторами. Что встанет в старых окладах, в каких ликах отобразятся наши дни?
Слов нет, выставка показала и активность, и недостаточность сегодняшнего реалистического мышления — прежде всего в том, что касается стремления художника поднять проблемы современности в картинной фор-
ме. Но, оставляя в стороне вещи явно неубедительные, в которых дают себя знать сочиненная красивость, заведомое распределение сценических ролей или легковесная символика, делающая из болей времени занимательное зрелище,— оставляя в стороне такого рода издержки, обратимся к тому, что располагается на стержне выставки. Мы не ставим целью дать обзор экспозиции, но те имена, те произведения, в которых живет дух «отчего дома», хотелось бы отметить.
Вот одна из тех художнических натур, что несут в себе гармоничную связь простых, первичных ценностей мира,— Н. Барченков, имя, знакомое еще с той поры, когда коллектив художников Подмосковья только становился на ноги. Во всех его загорских полотнах с видами на лавру, старые стены, купола, колокольни, в ощущении любимых им зимних дней, на одноэтажных деревянных, «домотканых» улочках старинного города, в самой светлой, будто омытой здешним воздухом палитре есть приятие исконной цельности всего этого бытия, о котором говорит художник. Но пример следующий — полотна И. Сандырева. Полная стилистическая несхожесть, даже противоположность названной загорской сюите. Традиционная пейзажная живопись у одного, ритмизованное декоративное письмо, большие плоскости цвета у другого. Что же сближает, роднит столь заметные в экспозиции явления? Мы их и взяли для примера — как контраст противоположностей. Но в смело ассоциированных с древнерусской живописью народных представлениях о духовном и телесном здоровье, о полноте жизни, на которых стоит Сандырев, прочитывается та же корневая основа, что и у художника, который в доброй старой манере пишет свои натурные пейзажи.