Дубовской. Из серии «Массовая библиотека». 1949. Автор: В. Зименко
Только немногие знали, какая пылкая душа скрывалась за его внешней сдержанностью, казавшейся столь органично ему свойственной.
«Когда
приступал к работе, к воплощению захватившего его образа, — вспоминал в связи с этим близко с ним знакомый Минченков, — то забывал про еду, не здоровался при встрече с родными и знакомыми и писал в мастерской до полного изнеможения, после чего ему приходилось отдыхать (несколько дней». Он не любил, как говорится, «вымучивать» мотив, высоко ценя в произведении искусства непосредственность и свежесть исполнения, что, конечно, по его представлению, не должно было идти за счет глубины воплощения замысла. Он быстро отошел от усвоенной им у подробней, несколько суховатой манеры письма и всегда пользовался широкой, но в то же время точной, уверенной кистью, не перегружая пейзажа второстепенными, малозначительными подробностями, заботясь прежде всего о ясном и сильном изображении главного, типического.В то же время
никогда не пренебрегал характерной деталью и не стремился к предельному лаконизму и обобщенности образа, что приводило нередко, например, Куинджи к декоративной упрощенности в изображении природы. Образ у Дубовского более многогранен, и от него к действительности тянется гораздо большее число связующих нитей.В прекрасном пейзаже «На Волге» 1892 года повествовательная манера Дубовского особенно проявляется, действие протекает вольно и неторопливо. На большом холсте раскинулась ширь-могучей русской реки, кажущейся бескрайним морем. Лишь вдали, у самого горизонта, чуть виднеется полоска берега да справа врезается в воду узкая желтая стрелка отмели. Высокое небо, затянутое легкой пеленой облаков, не скрывающей теплоты и света летнего солнца, серо-голубым куполом висит над водой, отражаясь в ее слегка тронутой пологими волнами поверхности. Природа здесь удивительно ясная, покойно-величавая, живущая в мире о человеком. Со спокойной гладью реки связываются три небольшие рыбацкие плоскодонки со спущенными парусами, темные силуэты которых тонко использованы художником для обозначения пространственных планов, и челны поодаль у группы рыбаков, вытягивающих сети, небольшие фигурки которых чуть приметны на самом конце далеко вдающейся в реку отмели. Как уместны в этой картине, (раскрывающей поэзию обычного в жизни человека и природы, такие малозаметные, но важные детали, как стадо уток в правом углу и белые силуэты чаек, вьющихся над водой.
Внутреннее здоровье, уравновешенность и цельность искусства Дубовского, прекрасно передающего величавость и спокойную красоту русской природы, особенно ценил гениальный
, ставивший Дубовского едва ли не выше всех современых ему русских пейзажистов. Он с восторгом писал о картине «На Волге» Третьякову: «Дубовского «На Волге» — вещь удивительная по совершенству. Как сработана вода, небо, сколько во всем поэзии — лучшая вущь на выставке!» Третьяков был вполне с ним согласен: «Дубовского, я так и говорил, и, по-моему, это лучшая вещь на выставке», — отвечал он, решив уже приобрести картину в галлерею. Постоянная поддержка этих двух глубоко уважаемых им людей чрезвычайно благотворно отзывалась на развитии Дубовского, талант которого в эту пору обрел полную зрелость. Укрепившееся материальное положение позволило ему в 1893 году предпринять большое путешествие, во время которого он посетил Грецию, Швейцарию и Италию. Природа этих стран запечатлена им в многочисленных этюдах. Однако в изображении гор Дубовскому вначале не удается в полной мере передать их суровую красоту. Горы писал и раньше, во время, например, совместного с путешествия по Кавказу в 1889 году, но альпийские пейзажи имели особый колористический строй. К тому же здесь невольно приходили на память известные картины популярных швейцарцев Ахенбаха и Калама, и это не могло не сковывать» до известной степени, самостоятельную живописную манеру.С гораздо большим блеском написаны Дубовским итальянские виды. Внимательно изучал художник произведения старых мастеров, собранные в музеях Италии.
Лето 1894 года он провел на любимом им Балтийском взморье, а в 1895 году, после поездки на Волгу, снова отправился в заграничное путешествие, имея целью вновь посетить Италию и ознакомиться с ней более подробно. Обстоятельства сложились так, что из этой поездки художник возвратился женатым человеком, повстречав в Италии и горячо полюбив Ф.Н. Терскую, ставшую его верной, самоотверженной подругой, высоко ценившей и понимавшей искусство своего мужа (она сама с успехом занималась живописью, хотя семейная жизнь и отвлекала ее от творчества. Лишь после смерти мужа она приняла участие на трех-четырех выставках). Жизненный путь художника развертывается легко и счастливо, и в его искусстве никогда не угасают отсветы личного благополучия, которое гармонично сливалось с глубоким оптимизмом его демократического мировоззрения, уберегшего Дубовского от растлевавших душу соблазнов декаданса, широко разлившегося в культуре на пороге нового, XX века.
Дубовскому враждебна была безнадежно-тоскливая, условно-субъективистская окраска пейзажей декадентов, поднимаемая на щит как истинно прекрасное качество реакционно-эстетской критикой. Он говорил просто и определенно о большом, сильном и ярком в родной природе, и декадентская критика раз и навсегда безапелляционно решила, что
— ограниченный художник, недостойный быть приобщенным к ряду «поэтов». Имя Дубовского все реже и реже упоминается в модных, «ведущих» художественных журналах, органах декадентов,, которые в оболганном и извращенном виде превозносили Левитана и Серова, пытаясь оторвать их от передвижников и целиком выдать за «своих» художников.не мог, конечно, быть равнодушным к происходившему в современной ему художественной жизни. Ему больно было видеть, какая: глубокая трещина прошла в среде самих передвижников, в дело которых он верил непоколебимо: самая талантливая молодежь порывала с Товариществом, увлекаясь модными живописными исканиями, субъективной остротой в трактовке натуры и т.п. «Случилось великое несчастье, — говорил он, — мы не сумели передать старое и боевое знамя передвижничества в молодые, здоровые руки новых членов». Товарищество в целом не могло уже удержаться на уровне своих прежних идейных установок и изменяло своей прежней боевой тенденциозности. Впрочем, само демократическое мировоззрение, опиравшееся в прошлом на передовую идею крестьянской революции, в условиях укрепления пролетарской, марксистской идеологии в 90-х годах, уже утрачивало свой революционный дух, приобретая в то же время сильный либерально-буржуазный отпечаток.
был в стороне от нового, передового идейного движения эпохи, но большим достоинством его было уже то, что он не поступился ничем из своих прежних взглядов и старался влиять в этом направлении на своих товарищей. Он не мог примириться с принижением роли разума: в искусстве, которым были насыщены все писания эстетов. Он писал жене: «Вижу я мир и, в частности, человека настолько, насколько позволяют мне мои моральные и умственные средства. Все стараюсь высмотреть и выглядеть, чтобы понимать мир, а также и людей. Присматриваюсь к березе, закату солнца, волне, как и к тебе, Сереже (сын Дубовского. — В.3.) и ко всему, что встречаю в жизни. Это работает интеллект художника».