Никич (Криличевский) Анатолий Юрьевич [1918—1994]

Художник Никич — система, норма, закон. 1969. Автор: Сарабьянов Д.

Эта выставка составлена со вкусом и тонким расчетом.

Анатолий Юрьевич Никич Никич (Криличевский) Анатолий Юрьевич [1918—1994] Талантливый советский художник. Живописец. Член Союза художников СССР. Заслуженный художник РФ.  Участник ВОВ. Работы хранятся в ГТГ и региональных музеях.... более двадцати из прожитых пятидесяти лет выставляется. Большие и малые экспозиции — в Советском Союзе или за рубежом — не обходятся без его картин, портретов, натюрмортов. За развитием Никича можно проследить по его картинам. Они нередко оказываются на больших выставках на почетном центральном месте.

На этой выставке Никич поворачивается к зрителю необычной стороной. Об этой стороне можно было догадываться; иногда ее можно было и заметить; она заявляла о себе негромко; по ошибке ее можно было счесть проявлением второй — «тайной» жизни художника. Но постепенно этот «другой» Никич возобладал. Видимо, тогда ему и захотелось открыть себя целиком, и тут пришло время персональной выставки, устроенной впервые.

На ней собраны работы последних лет — пять картин, среди которых уже известные — «Военные корреспондентыВоенные корреспонденты. 1965Холст, масло, 209 х 198Государственная Третьяковская галерея», «Московский художник», «Кованая медьКованая медь. 1968Холст, масло, 120 х 140Местонахождение неизвестно» и «День рожденияДень рождения. 1967Холст, масло, 170 х 148Частная коллекция», около трех десятков натюрмортов, несколько «натурщиц» и портретов.

Художник сам отобрал вещи, которые хотел, не заботясь о «ретроспективе», о том, чтобы ясен был «путь развития», чтобы были видны следы борьбы, преодолений, усилий, роста. Таким, каков есть Никич на этой выставке, он видит сегодня себя сам. И он не хочет, чтобы этому пристальному взгляду на себя самого ему мешало прошлое, как бы ни заманчиво было выудить из него все самое удачное. Его выставка — не итог, а взгляд в будущее.

Выставку можно было бы назвать — «В мастерской художника». Натюрморты написаны в мастерской. Модели позируют тут же, Никич этого не скрывает, он пишет обнаженную фигуру на фоне рам и незакрашенных холстов. В этом же интерьере исполнены портреты. Мастерская — это место творчества, это свидетель и предмет творчества.

Мастерская пленяет Никича; он все больше оказывается во власти этого плена. Кажется, что ему уже трудно бросить свой взгляд в окно. Прежде он любил глядеть в окно, чтобы сопоставить со своим «интерьерным» бытием строящиеся дома, бегущие автобусы или случайно замеченный разговор парня с девушкой. Теперь окно манит все реже и реже. Не таит ли это угрозу! Не ведет ли это художника по легкому пути! Взгляните на натюрморты — и вы убедитесь, что путь этот трудный. Надо в знакомом, в слишком обычном открывать все новое и новое. Надо отдать себя созерцанию, сохранив при этом волю и власть над предметом.

Самоограничение, преодоление соблазна литературности, программная мыслительность — все эти качества усиливают образность живописи Никича. Он взваливает на себя тяжелый труд. Он хочет познавать, постигать природу простых предметов — ткани, цветочного горшка, палитры, подрамника и холста. Он стремится увидеть в них проявление всеобщих законов жизни. Ему надо быть всегда умным и сдержанным в своем творчестве— ведь он не полагается на стихию темперамента. Ему хотелось бы общупать предмет со всех сторон, дать волю своим рукам. Но он должен «трогать» его аккуратно — в противном случае разрушится та гармония мировосприятия, которая является для Никича своеобразной эстетической нормой.

Искусство Никича нормативно. Его люди — идеальны. Они действуют как герои. В мужчинах есть решительность и сила; в женщинах —мягкость и красота. В юношах — задумчивость; в детях — непосредственность. Родовое очищено от персонального. Не случайно, реже, чем к другим жанрам, художник обращается к портрету. Да и в этих редких случаях портрет становится картиной. Такую же роль, какую играет Жилинский, изображенный Никичем в картине «Московский художник», играют в портретах его модели. Их образы становятся выражением типических характеров и состояний. В портрете сына воплощена задумчивая сосредоточенность юноши, становящегося взрослым, в портрете Андриевича — поглощенность мастерством и рукотворчеством, в портрете Каменского — оживленная заинтересованность искусством и т. д.

Предметы у Никича тоже по-своему идеальны. Не случайно ему так нравятся прямые углы подрамников, повторяющиеся параллельные линии холстов, поставленных друг за другом, белый чистый цвет незакрашенных полотен, ясность формы тех многочисленных горшочков и кувшинов, которые населяют его натюрморты.

Но нормативность Никича сказывается не только в предпочтении тех или иных жанров живописи, не только в своеобразной идеальности персонажей — будь то человек или предмет. Она в самой системе и технике живописи, в принципах композиционного и цветового построения, в отношении к натуре, в характере рисунка. Само наличие системы — явление примечательное. А постепенное усовершенствование системы, шлифовка ее характерных черт, верность ей, почитание ее как нормы — все это делает искусство Никича необычным и достойным пристального внимания. Картину — натюрморт, сюжетное произведение или изображение модели — [ 1913Никич организует и строит. Натюрморт он компонует, никогда не полагаясь на стихийную жизнь предметов. Причем, в выборе вещей художник становится все более и более строгим. Он откидывает случайное, ненужное. Каждый предмет он ставит или кладет таким образом, чтобы он определился на своем месте в пространстве. Никич любит выстраивать своих «героев» — фрукты или бутылки, горшки — в ряд. Так, чтобы они сами организовали пространство, давая ему строгий и ясный отсчет; чтобы каждый из них оттенял своего «соседа»; чтобы вместе они компоновались в единый «набор предметов, взаимосвязанных не обязательно по смыслу, но обязательно пластически. Когда Никич кладет ткань для натюрморта, он уже заранее, хотя бы приблизительно, знает его главную тему; а затем — в процессе работы он словно открывает в натуре все новые и новые пластические возможности для того, чтобы эта тема реализовалась четче и определеннее. В «Натурщицах» он создает свою конструкцию на сопоставлении живого человеческого тела и мертвых предметов, его окружающих. В построение сюжетной картины входят дополнительные задачи. Она предусматривает взаимоотношение героев или хотя бы их общее отношение к какому-то явлению. Но в любом случае создание произведения для Никича — сложный и волевой процесс, в котором начало интуитивное подчиняется системе, ясно сформулированной задаче.

Осознанное, творческое отношение к задаче выражается у Никича в особенностях его трактовки пространства. Художник преодолевает его натуралистическое восприятие; он истолковывает, трактует пространство, а не переписывает его из реальности на холст. Оно никогда не выглядит как кусок, как фрагмент реальности. Никич замыкает или открывает его, останавливает его движение в глубину с помощью обратной перспективы или ясно обозначенной ритмики на картинной поверхности, направляет его вверх, в разной мере абстрагирует, превращая его из реальности в отвлеченную идею, — то есть обходится с ним так, как требует конкретная задача. Средства, приемы художник стремится сделать невидимыми. Он незаметно деформирует предмет, уплощает его или обобщает контур, незаметно останавливает ваш взгляд на главном, делая это с помощью композиционных приемов, цветовой композиции или акцентировки тех или иных деталей. Формальный строй картин Никича характеризуют точность, чистота, ясность. Самый главный враг художника—приблизительность, необязательность, Картину художник воспринимает как сооружение. Он строит ее, точно высчитывая конструкции, делая их максимально экономными, но всегда подчиненными общим законам сопротивления материалов. В этой конструкции каждому компоненту отведено свое место. Низ чаще всего отмечен    широкими    горизонталями;    они     образуют формы своеобразного пьедестала, на котором покоится предмет или фигура. Вертикальные линии дают конструкции рост, который завершается пятном или плоскостью, а иногда полуовалом рамы — по типу итальянского полутондо. Чем проще и ясней становится конструкция, тем богаче живописная поверхность, цвет, фактура. Это — единый процесс: упрощения и обогащения. Теперь Никич пишет свои холсты долго. Он ищет сложных соотношений подмалевка и верхнего красочного слоя. Для него теперь не существует цветового пятна вне многочисленных оттенков, красочных переплетений. Не случайно Никич рискует теперь закрашивать одним тоном три четверти поверхности холста (как это у него сделано в последней «Натурщице»): эта поверхность не будет пустой; она наполнена движением цвета, скрытыми контрастами, подспудной жизнью. Этот конфликт простоты конструкции и сложности живописи является важным качеством содержания картин Никича.

Итак — система, норма, закон — вот черты, характеризующие творчество художника на сегодняшнем этапе его развития. Но было бы ошибкой считать, что этот закон сковывает возможности Никича. Наоборот, он добровольно подчиняет себя этому закону, чтобы высвободить свои силы для решения таких проблем, которые с первого взгляда кажутся малосущественными, а на самом деле составляют основу искусства. Сейчас [ 1913Никич увлечен пластическими задачами: его искусство, покидая общие места, обратилось к специфике живописи, и именно здесь ждут художника удачи, именно здесь входит он в полосу своей зрелости, Если поставить в ряд все натюрморты с тканями, представленные на выставке, можно увидеть, как художник на основе единого закона достигает многообразия. Он одушевляет ткани, словно сообщая им каждый раз особое состояние. Если некогда мастера классицизма умели извлекать из драпировок радость и печаль, торжествующее величие и мягкую нежность, современный художник единственный мотив истолковывает в множестве разных вариантов. Его натюрморты с тканями то торжественны, то драматичны, то спокойно-расслаблены, то исполнены движения. И дело не только в том, что ткань всегда ассоциируется с человеческим телом, что в натюрморте с тканью может быть,поэтому известная доля аллегоризма. Конкретное настроение, неповторимость образа рождается благодаря своеобразию живописно-пластического решения. А это своеобразие может появиться тогда, когда художник уже не тратит силы на достижение основы, а, имея эту основу на старте, отдает себя задачам «второго круга». Только в этом случае художник может чувствовать себя художником. Именно тогда он занимается тем, чем должен заниматься художник.

Д.  Сарабьянов
Издательство «Советский художник», Москва, 1969