Казимир Малевич. 1986. Автор: А.С. Шатских
Планиты проторили путь супрематизму в архитектуру; рисунки стали своеобразными эскизами, проектной стадией, предшествующей возникновению архитектонов.
Изображения планитов в 1924 году были показаны на XVI Биеннале в Венеции. Участие в престижном смотре интернационального искусства было принципиальным для Черный квадратЧерный квадрат. 1923Холст, масло, 106 x 106Государственный Русский музей, Черный крестСупрематизм (Черный крест на красном овале). 1921—1927Холст, масло, 60 x 100.5Городской музей Амстердама (Stedelijk Museum) Музей Стеделек, Черный кругЧерный круг. 1920-еХолст, масло, 105 x 105Государственный Русский музей (все в ГРМ), изготовленные около 1923 года его учениками , Юдиным, Анной Лепорской, были затем авторизованы .
, давно стремившегося утвердить в Европе свои новации. Он и раньше постоянно возвращался к главным первофигурам супрематизма в рисунках и графике, но, похоже, именно для Венеции были впервые созданы новые живописные холсты: монументальныеАрхитектоны в форме объемных моделей, появившиеся в середине 1920-х годов, воплотили концепции новой архитектуры, восходившие к супрематической живописи и построенные на пространственной динамике элементарных геометрических объемов.
Они, по мысли создателя, могли служить реальными проектами «супрематического ордера», нового большого стиля, способного охватить все сферы духовной и материальной жизни человечества, от архитектуры до кинематографа. В эти годы в среде гинхуковцев возник лозунг «Супрематизм — новый классицизм». Супрематизм, выйдя в реальные объемы архитектонов, продолжил развитие общих утопических концепций русского авангарда в других общественных условиях и оказал большое влияние на формирование новых пространственных идей в отечественном и мировом дизайне и архитектуре.
Новаторские идеи художника-теоретика с их оригинальной философией и духовной свободой не могли не вызвать подозрений у идеологов воинствующего большевизма.
На разгроме Гинхука был отработан репрессивный механизм, впоследствии бесперебойно действовавший в сфере культуры. В газете Ленинградская правда от 10 июня 1926 года появилась статья критика Г. Серого «Монастырь на госснабжении», где работа
и единомышленников была подвергнута свирепому разносу с политическими обвинениями. Институт был вскоре ликвидирован, его сотрудники разогнаны, а типографский набор сборника трудов Гинхука уничтожен.ЗАГРАНИЧНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ
выделялся среди русских авангардистов еще и тем, что вплоть до 1927 года никогда не ездил за границу. Знакомство с зарубежной художественной жизнью, обучение в европейских городах и школах было неизбежным и неукоснительным этапом почти для всех отечественных мастеров, вступивших в профессиональную жизнь в конце XIX — начале XX века. Желание посетить Европу у существовало всегда, но средств для этого не было.
Будучи директором Гинхука, хорошо сознавая значение своего творчества, своих исследований, художник долго и упорно добивался у властей заграничной командировки.
Ее разрешили уже после разгрома института и только за собственный счет.
В Европу
повез большую выставку и весь образовавшийся к тому времени рукописный архив. Первой зарубежной столицей для урожденного поляка стала Варшава, куда он прибыл в начале марта 1927 года. Здесь его ждал воодушевляющий прием у коллег (власти подозрительно отнеслись к советскому гражданину). В отеле «Полония» была развернута экспозиция из супрематических полотен, здесь же художник прочел одну из своих лекций. В Берлине, куда он приехал 29 марта, Малевичу был предоставлен зал на ежегодной Большой Берлинской художественной выставке, проходившей с 7 мая по 30 сентября. Творчество русского новатора было по достоинству оценено немецкой художественной общественностью. В письме к Льву Юдину писал: «Немцы меня встретили лучше не придумаешь. ... Я страшно хотел бы, чтобы вы посмотрели все, какое ко мне отношение уже в другом государстве. Я думаю, что еще ни одному художнику не было оказано такого гостеприимства. С мнением моим считаются как с аксиомой. Одним словом, слава льется, как дворником улица метется».Седьмого апреля
посетил прославленную школу Баухауз в Дессау, где познакомился с Вальтером Гропиусом и Ласло Мохой-Надем. В том же году издательство Баухауза выпустило в свет его книгу «Мир как беспредметность», включившую в себя немецкий перевод специально написанной статьи Супрематизм и гинхуковского трактата Введение в теорию прибавочного элемента в живописи.Русский гость предполагал пробыть в Берлине до закрытия выставки, а затем повезти свои работы в Париж, тогдашнюю художественную столицу мира, давнюю цель своих устремлений. Однако пятого июня после получения некоего официального письма с неизвестным содержанием ему пришлось срочно выехать в СССР. Все полотна, находившиеся в экспозиции берлинской выставки, а также привезенный на Запад архив он оставил на попечение немецких друзей, архитектора Хуго Херинга и семейства фон Ризен. И хотя Малевич надеялся вернуться сюда через год и продолжить турне по Европе, глухие недобрые предчувствия заставили его написать торопливое завещание на листке бумаги: «В случае смерти моей или безвыходного тюремного заключения и в случае, если владелец сих рукописей пожелает их издать, то для этого их нужно изучить и тогда перевести на иной язык, ибо, находясь в свое время под революционным влиянием, могут быть сильные противоречия с той формой защиты Искусства, которая есть у меня сейчас, то есть 1927 года. Эти положения считать настоящими. 30 Май 1927 Berlin».
После возвращения на родину
был арестован и провел несколько недель в заключении. Старинный друг, партиец Кирилл Иванович Шутко, занимавший в те годы видный пост (который не уберег его самого от расстрела в 1937 году), приложил все усилия для освобождения художника.Вскоре после выхода из-под ареста
, овдовевший в 1925 году, женился на Наталье Андреевне Манченко (1902 — 1990). Она, равно как и ее сестра Анжелика Андреевна, стали моделями ряда поздних его портретов.Картины и архив, оставленные на Западе, пережили целый ряд злоключений. Однако большой удачей можно считать одно то, что наследию
удалось уцелеть при гитлеровском режиме, поскольку его полотна явно принадлежали к искусству, которое нацистские идеологи называли «дегенеративным» и тщательно истребляли. Судьба сохранила холсты и в войну — угол подвала, где они были спрятаны, чудом оказался неразрушенным, когда в дом попала бомба. К сожалению, самые большие полотна - числом около пятнадцати — из-за своей нетраспортабельности остались на складе в Берлине и пропали.В 1950-е годы директор и работники Стеделик Музеума в Амстердаме приложили много усилий и средств для сосредоточения сокровищ русской национальной культуры в столице Голландии; особая заслуга принадлежит тогдашнему директору музея, Виллему Сандбергу. Материалы музея позволили Троэльсу Андерсену, посвятившему жизнь собиранию, пропагандированию, публикации наследия своего кумира, издать каталог- резоне работ
, экспонировавшихся в Берлине. Ныне Амстердам может справедливо гордиться тем, что обладает наиболее полной коллекцией рукописей , равно как и наиболее репрезентативным собранием его супрематических работ (на родине художника, к сожалению, нет ни одного холста «белое на белом»).Советские власти совсем не интересовались зарубежным наследием гениального соотечественника — более того, в 1970-е годы, когда давно уже был ясен масштаб его творчества, с безответственным небрежением распоряжались национальным достоянием.