Казимир Малевич. Детство, отрочество и юность. 1996. Автор: Александра Шадских
До одиннадцати лет деревенскому ребенку и в голову не приходило, что существуют волшебные предметы - карандаш, уголь и бумага, не говоря уже о красках и кисти. Но пришел день, такой же потрясающий, как тот, в котором я увидел девушку за картошкой - я почему-то обратил внимание на маляра, который красил крышу, которая становилась зеленая, как деревья и как небо. Это меня навело на мысль, что этой краской можно передавать дерево и небо. Во время обеденного отдыха я забрался на крышу и стал красить - передавать дерево, но из этого ничего не выходило. Но меня это не раздражало, ибо я удовлетворился самой покраской. Уж очень приятное ощущение я испытал от самой краски и кисти.
Из воспоминаний
с непреложностью следует тот факт, что будущий родоначальник геометрической беспредметности был неистово влюблен в окружающую природу. И еще - божественную мощь краски как таковой юный человек открыл самостоятельно и первым в мире.Встреча с диковинными людьми, которые только тем и занимались, что рисовали и писали красками на тряпочках, произошла в небольшом местечке Белополье Харьковской губернии. Из Петербурга приехали самые знаменитые художники для писания икон в соборе. Это нас (
и его друга) сильно взволновало, ибо мы еще никогда не видали живых художников.Деревенские подростки, хоронясь во ржи, распластавшись по земле, следили за пришельцами и их странным времяпрепровождением. Удивила
их речь - бородатые мужчины говорили по-русски (в семье разговаривали по-польски, в окружении - по-украински). Так русский язык сразу же стал для него приметой необыкновенной жизни, жизни настоящих художников.Отцу было не особенно приятно мое тяготение к искусству. Он знал, что существуют художники, пишущие картины, но никогда на эту тему не разговаривал. Он все же имел тенденцию, чтобы я шел по такой же линии, как и он. Отец говорил мне, что жизнь художников плоха и большая часть их сидит в тюрьмах, чего он и не хотел для своего сына. Глава семьи, превосходный сахаровар, прочил сыну наследственную профессию, и настоящую специальность тот получил в селе Пархомовка близ Белополья, где закончил пятиклассное агрономическое училище (предваряя изложение, нужно отметить, что это был единственный официальный диплом
об окончании учебного заведения).Мать, Людвига Александровна, была поэтически одаренной натурой: по свидетельству внучки, Уны Казимировны Малевич-Уриман (1920 - 1989), она писала стихи по-польски, а самому
в детстве так нравились ее вышивки, кружева и вязанье, что он обучился под ее руководством всем приемам женского рукоделья. Людвига Александровна, будучи с сыном в гостях у родственников в Киеве, не поскупилась на дорогостоящее приобретение - ящик с полным набором красок. Именно с тех пор, с пятнадцати лет, ее первенец не расставался с кистью, в семнадцатилетнем же возрасте ему довелось провести некоторое время в Киевской рисовальной школе Н.И.Мурашко.Людвига Александровна скончалась в блокадном Ленинграде, пережив своего сына на семь лет.