Левитан. Русские живописцы XIX века. 1992. Автор: Владимир Петров
же увидел и запечатлел Крым абсолютно вне каких-бы то ни было ходульных эффектов и общих мест. Не случайно на его по большей части совсем небольших и скромных крымских работах мы практически не видим знаменитых ландшафтов, и южная природа предстает на них, так сказать, не с парадной, а с будничной стороны, в то же время исполненной неповторимой поэтичности.
Море в тихую и ясную погоду («Берег моря. Крым», 1886, ГРМ), небогатые татарские жилища («Сакля в Алупке», 1886, ГТГ), плавные очертания крымских гор с характерными мягкими переходами от плоских террас к гранитным уступам обветренных скал (целый ряд этюдов) — таковы мотивы, особенно привлекавшие внимание художника. При этом он с замечательной тонкостью и деликатностью прослеживает кистью подробности рельефа каменистых склонов, передает характерное именно для крымской природы гармоническое сочетание нежной голубизны неба и моря и разбеленных серых и охристых тонов гор, поросших скудной растительностью.
В целом Крым предстает в работах
а исполненным мирной, даже ласковой красоты, которая действительно отличает южный берег этого полуострова, например, от более неприступного и мрачноватого Кавказа.Есть среди южных пейзажей
а и такие работы, которые позволяют ощутить настигшее художника в Крыму чувство одиночества, ощущение бренности человеческой жизни перед лицом бессмертной природы, о чем он писал в марте 1886 года А. П. Чехову: «Вчера вечером я взобрался на скалу и с вершины взглянул на море, и знаете ли что, [...] заплакал [...], вот где вечная красота и вот где человек чувствует свое полнейшее ничтожество»49. Но и в подобных работах «Татарское кладбище», «В Крымских горах», обе 1886 г., ГТГ) несущие в себе определенный романтический драматизм тяжелые темные облака, нависшие над голыми скалами, или забытые древние могилы лишены у а патетического нажима, высокопарности и проникнуты чувством спокойного, вдумчивого созерцания.Крымские работы, показанные
ом на периодической выставке Московского общества любителей художеств в 1887 году, по воспоминаниям Нестерова, «имели совершенно исключительный успех» у художников и ценителей искусства и «были раскуплены в первые же дни»'’0.Но соблазн развития этой темы, принесшей художнику популярность среди коллекционеров, не прельстил живописца, всегда руководствовавшегося в жизни и искусстве не материальными соображениями, но «логикой сердца». Природа Крыма не стала для него своей, и не случайно, еще будучи в Ялте, после месяца пребывания в Крыму, он признавался в одном из писем А. П. Чехову, что ему уже стало «скучно и очень хочется на север», который он именно теперь полюбил «больше чем когда-либо [...1 только теперь понял его»51.
И ранней весной следующего 1887 года
, по-видимому, продолжая испытывать потребность в новых сильных художественных впечатлениях и обретении масштабной натуры для воплощения своих представлений о природе родной страны, отправляется в приволжский городок Васильсурск.Поездка на Волгу, которую так проникновенно изображал в своем искусстве любимый учитель
а , была давно задумана художником (он собирался туда уже в самом начале 1880-х годов, и только болезнь сестры помешала ему). Но первая встреча с великой рекой не удовлетворила и даже в какой-то мере разочаровала живописца. В пору его пребывания в Васильсурске стояла холодная и пасмурная погода, шли дожди, и Волга, как писал Чехову, показалась ему «тоскливой и мертвой». «Чахлые кустики и, как лишаи, обрывы, [...1 серое небо, сильный ветер [...] Ну, просто смерть [...1 Не мог я разве дельно поработать под Москвою и не чувствовать себя одиноким, с глазу на глаз с громадным пространством, которое просто убить может» ". Это тревожное, неуютное чувство отразилось и в ряде этюдов, написанных художником в Васильсурске, из которого , не найдя внутреннего контакта с Волгой, вскоре вернулся в Москву, чтобы провести лето вместе с Чеховыми в «милом сердцу Бабкине» и Звенигороде.Но впечатления от поездки, размышления об увиденном и почувствованном на Волге не отпускают его, и уже осенью и зимой 1887/88 года он создает пейзаж «Разлив на Суре» (Москва, частное собрание) и замечательную картину «Вечер на Волге», в которой как бы обобщает переживания, вызванные волжской поездкой, преодолевая первоначальное отчуждение и принимая в свой духовный мир, в свое искусство новое, философски-эпическое измерение русской природы, открывшееся для него в это время.Несмотря на относительно небольшой формат картины, созданный в ней образ носит поистине масштабный, даже величественный характер. Художник передает ощущение сгущающихся над Волгой сумерек и неумолимости движения огромного водного потока, на берегу которого оказывается зритель, осознающий свою малость и одиночество перед лицом равнодушной к человеку вечной природы. Образной значительности картины способствует прежде всего композиционное мастерство живописца, строящего ее на основе лучеобразно расходящихся слева направо «силовых линий», образуемых очертаниями реки и темных облаков (подобные построения всегда способствуют созданию ощущения причастности изображения «круглому» миру без конца и без края).
Очень красив и выразителен холодный, «сумеречный» колорит картины, решенный в монохромной гамме серых тонов от почти черного в глубоких тенях до ртутно-сияющего на освещенных участках.
Мужественное приятие жизни в ее эпическом, надличном измерении, обретение способности поднять «чистый» пейзажный мотив до выражения глубоких чувств и размышлений о человеке и мире, России, воплотившихся в «Вечере на Волге», позволяют понять и природу горячего желания
а вновь встретиться с великой рекой. Весной 1888 года он вместе с друзьями — художником А. С. Степановым и своей ученицей С. П. Кувшинниковой отправляется сначала на Оку, а затем — на пароходе до Нижнего Новгорода и далее вверх по Волге. И не напрасно. На этот раз духовный контакт с волжскими просторами оказывается гораздо более благоприятным и плодотворным, ознаменовав начало нового этапа жизни и искусства а, отмеченного высочайшими достижениями, созданием лучших произведений русской пейзажной живописи конца 1880-х — начала 1890-х годов.Прилив творческой энергии, особая полнота и гармоничность мировосприятия
а в это время связаны прежде всего с пребыванием в небольшом заштатном городке Плесе, облюбованном художником и его друзьями для отдыха и работы во время путешествия по Волге и ставшем для а своеобразным «Болдиным» \ Дни, которые он провел здесь в 1888 году, а затем и в последующие годы, стали, быть может, самыми счастливыми в его жизни. Уютный патриархальный городок, богатые и красивые окрестные леса и, конечно, волжские просторы принесли ему желанное душевное равновесие и прекрасную и многообразную натуру для творчества.Мотивы произведений, написанных художником в Плесе и на основе сделанных там этюдов и эскизов, действительно, многообразны.
с одинаковым совершенством и поэтической проникновенностью писал здесь и березовые рощи, и деревушки среди сияющих зеленями осенних полей («Осень. Слободка», 1889, ГРМ), и напоминающие о древних поверьях таинственные мельницы, окруженные молчаливым лесом («Осень. Мельница», 1888, ГТГ), и жемчужно струящиеся ручьи (этюд «Лесной ручей», судя по всему относящийся к 1888 году, совсем недавно приобретен Государственной Третьяковской галереей), и «Ветхий дворик» (1889,ГТГ), и замечательные натюрморты — изображения любимых художником полевых и лесных цветов («Одуванчики», конец 1880-х, Чувашская государственная художественная галерея, Чебоксары; «Ночные фиалки и незабудки», 1889, ГТГ и другие).
Но, прежде всего, конечно, плесские работы
а посвящены Волге. И если в «Вечере на Волге» и других работах, связанных с первой поездкой художника, была некая «надперсональность», отчужденность от речных пространств, то теперь Волга предстает в картинах а соразмерной и дружественной человеческой душе, как некая идеальная модель для жизнеутверждения.