Левитан. Русские живописцы XIX века. 1992. Автор: Владимир Петров
Есть среди произведений, написанных Вечер на пашнеВечер на пашне. 1883Холст, масло, 43,3 x 67Государственная Третьяковская галерея», 1882, ГТГ).
ом в начале 1880-х годов, и такие этюды и картины, где основой остается ориентация на достижения А. К. а (например, «Болото вечером», 1882, местонахождение неизвестно; «Деревенское кладбище», 1882 и другие) и, в какой-то степени, видимо, и М. П. Клодта (с картиной Клодта 1870 года «На пашне» перекликается пейзаж а «В то же время во всех работах
а этого периода уже с полной очевидностью проявлялись присущие именно его таланту неповторимые черты — совершенно особенная, эмоциональная «светочувствительность» и чуткость к движению, пульсации, неуловимым изменениям в жизни природы, что выражалось, в частности, в тональном и «тембровом» богатстве его произведений.Очень тонко и многообразно эти качества искусства молодого
а раскрываются, прежде всего, конечно, в этюдах и картинах, посвященных его любимейшему времени года — весне, различные стадии наступления которой изображены в абсолютном большинстве работ живописца первой половины 1880-х годов.Зимой в лесуЗимой в лесу. 1885Холст, масло., 55 x 45Государственная Третьяковская галерея», 1885, ГТГ; волк в картине написан другом а А. С. Степановым), и остатки сугробов, сереющие среди теплых красок обновляющейся природы («Последний снег. Саввинская слободаПоследний снег. Саввинская слобода. 1884Холст, масло, 18,5 x 29Государственная Третьяковская галерея», 1884, ГТГ. В работе чувствуется живое внимание а и к достижениям другого его товарища — К. А. Коровина), и «будто пухом зеленеющие» весенние рощи.
с одинаковой чуткостью запечатлевал в те годы и только еще предвещающую пришествие весны мягкость влажной оттепели в пасмурный зимний день («При этом он сообщает русскому пейзажу новую (даже по сравнению с
ым) меру глубины постижения души природы. Одна из лучших в этом отношении работ художника — «Весной в лесу» (1882, ГТГ). В небольшой, скромной картине, изображающей тенистый уголок леса, в котором среди зарослей ольхи и ивы поблескивает и журчит вода узкой тихой речки, художник замечательно передает нежность серо-зеленой листвы и желтых искорок ивовых сережек, сквозное кружево тонких веток и словно позволяет нам прикоснуться к какой-то сокровенной тайне поэзии весны, живущей в этом затишье.В пейзаже «Весна в лесу», в некоторых других работах молодого
а проявилась и такая особенность его дарования, как совершенно уникальная чуткость и мастерство тональной и «тембровой» разработки зеленого цвета, в принципе одного из самых «неудобных» и трудных для живописцев, поскольку малейшая неточность и «пережим» его в сочетании с другими цветами может вызвать ощущение диссонанса, грубости, фальши.Определенные трудности в разработке этого цвета жизни, надежды и радости испытывал, по его собственному признанию, даже такой прекрасный колорист, как К. А. Коровин.
овское же владение им поистине удивительно. Художник был способен передать в пределах одной картины или этюда бесконечное множество самых тонких его оттенков, «живущих» на солнце и в тени, присущих различным породам деревьев и кустарников, травам, водяной ряске, причем мог запечатлеть не только их окраску, но и ощущение дыхания растений, мягкую вибрацию зеленого цвета в воздушной среде.И в этом сказывался не только собственно живописный талант
а, но и, в первую очередь, особый тонус мировосприятия художника, присущее ему «благоговение перед жизнью» (А. Швейцер), сознание связи с природой, связи не только физической, но и духовной.Известно, что художник и к деревьям относился как к существам, способным чувствовать, болеть, радоваться и тянуться к солнцу в дни весеннего возрождения, грустить, роняя листву перед наступлением холодов, становиться печальными от гнета пригибающего их ветви снега.
Любовь
а к природе поистине глубока и всеобъемлюща. Он мог неделями пропадать в лесу, подолгу наслаждаться, созерцая особую жизнь, открывающуюся внимательному взгляду на поверхности речного омута или на лесной поляне, страстно увлекался рыболовством и охотой.Конечно же, охота пленяла его прежде всего (как и многих русских писателей, поэтов и художников — И. С. Тургенева и С. Т. Аксакова, Л. Н. Толстого и Н. А. Некрасова,
а, К. А. Коровина и других) тем, что давала чувство особой близости к природе, была для него «охотой за своей собственной душой» (М. М. Пришвин). Не случайно самый любимый вид охоты а — весенняя тяга, происходящая обычно апрельскими тихими вечерами среди еще лежащих островков снега, журчащих ручьев и уже голубеющих подснежников, предельно обостряющая у охотника, ожидающего полета вальдшнепа, чуткость к каждому лесному звуку, шороху, к цвету и тени.хорошо знал и любил русскую деревню, глубоко уважал крестьянский труд, и это отразилось и во многих пейзажах, изображающих деревенские улицы и избы, и в такой выразительной работе, как «Вечер на пашне» (1882, ГТГ), где на фоне далей, оранжево-розовых облаков и голубизны неба контражуром рисуется фигура крестьянина, идущего за запряженной в плуг лошадкой, ведущего борозду по склону пологого холма.
С 1884 года, когда
закончил обучение, он начал участвовать в передвижных выставках, и его работы имели успех у подлинных ценителей искусства, выделяясь своей эмоциональностью, живой игрой цвета. Они были, по воспоминаниям современников, небывало «нежны, свежи и одновременно ярки [...] по сравнению с [...] пейзажами корифеев»23. При этом эмоциональной доминантой их была отнюдь не «тоска», «грусть», которые так часто излишне связывались в расхожих представлениях с его искусством позднее.Несмотря на то, что тяжелые жизненные обстоятельства, бедность и бездомность, конечно же, наложили свой отпечаток на характер
а, в быту часто казавшегося печальным, разочарованным, и уже в годы обучения у него начала развиваться неврастения, отнюдь не «угрюмство», по выражению Блока, было «сокрытым двигателем», определявшим содержание его искусства и в 1880-е годы, и позднее, а радость — радость творчества, «открытия в природе прекрасных сторон души человеческой» (М. М. Пришвин).В замечательных воспоминаниях К. А. Коровина, рассказавшего об ученических годах
а, о совместной работе и развлечениях, есть немало свидетельств той жизнерадостности и самозабвенной, в буквальном смысле до слез, любви к природе, которые были присущи тогда у, несмотря на все невзгоды, страдания и порой настигавшие его приступы меланхолии, тоски.Так, очень выразителен в этом плане рассказ Коровина о том, как однажды они с
ом увидели, что «у пригорка за городом, где внизу блестел ручей [...], расцвел шиповник и большие кусты его свежо и ярко горели на солнце, его цветы розовели праздником весны». Коровин вспоминает:«Исаак,— сказал я,— смотри, шиповник, давай помолимся ему, поклонимся.
И оба мы, еще мальчишки, стали на колени.
— Шиповник! — сказал , смеясь.
— Радостью славишь ты солнце,— сказал я,— продолжай, Исаак...
— ...и даришь нас красотой весны своей.
— Мы поклоняемся тебе.
Мы запутались в импровизации, оба кланялись шиповнику и, посмотрев друг на друга, расхохотались...»24.