Левитан. Русские живописцы XIX века. 1992. Автор: Владимир Петров
Это молодое чувство радости жизни, восхищение красотой природы во всех ее проявлениях, пожалуй, особенно поэтично и полнокровно выразились в работах 1883—1885 годов, многие из которых были исполнены или начаты во время пребывания в Саввинской слободе под Звенигородом, где художник неоднократно проводил летние месяцы, часто работал на этюдах рядом с другими живописцами — К. А. Коровиным, В. В. Переплетчиковым, А. С. Степановым. Саввинская слобода под ЗвенигородомСаввинская слобода под Звенигородом. 1884Холст, масло, 43,5 x 67Государственная Третьяковская галерея» (1884, ГТГ). Но все-таки лучшие из этюдов и картин этого времени посвящены любимой поре года художника и, быть может, с особой наглядностью позволяют понять, что , подобно П. И. Чайковскому, музыку которого он высоко ценил, имел «весеннюю душу» (слова композитора). Кстати, творчество этих двух мастеров часто и справедливо сравнивали.
приезжал туда в разное время года, и среди его звенигородских картин есть и поистине замечательная по скромной прелести и тонкости «ржаных» красок пасмурного осеннего дня работа — «Истинным шедевром Первая зелень. МайПервая зелень. Май.. 1888Холст, масло., 42 x 58Государственная Третьяковская галерея» (1883, ГТГ). Это совсем небольшое по размеру и предельно простое по мотиву изображение лужайки перед палисадником, за которым виднеется крестьянская изба, буквально излучает чувство весенней радости, какого-то тихого, застенчивого ликования. Художник позволяет нам ощутить, с какой радостью и любовью к клейким листочкам вглядывался он в зеленое пламя распустившейся листвы, смотрел на залитую солнечным светом желтую дорожку, на которой лежат голубые «небесные» рефлексы. При этом весь этюд проникнут живым, трепетным ритмом, вызывает ощущение струения в природе весенних жизненных токов, что достигается художником благодаря неназойливому акцентированию устремленных ввысь элементов, прежде всего, действительно «струящемуся» рисунку изгороди, сплетенной из тонких ивовых ветвей.
а стал этюд «Не случайно сам
, крайне редко повторявший свои произведения, спустя несколько лет вернулся к этому мотиву и написал увеличенный вариант композиции, в котором еще более усилил элементы восходящего движения, введя мотив диагонально ориентированных лучей дощатой крыши (1888, ГТГ). (Повторил он пастелью в конце жизни и «Весну в лесу».)Т. М. Коваленская совершенно справедливо подчеркивала большое значение этой и других подобных работ для развития творчества
а, который как бы утверждался в процессе их создания в знании и принципах воплощения того, что в природе «волнует и согревает человека, чем она входит в интимный мир человеческой души. В процессе этой работы как бы установил для себя, что то наслаждение, которое приносит человеку природа, заключено в ее живом дыхании, в той ее улыбке навстречу солнцу, о которой как о сущности поэзии писал Белинский. Уловить эту улыбку на лице природы, отыскать [...] средства для ее передачи [...] составляло стимул работы а»2’.Солнечная пульсация, одушевляющая этюд «Первая зелень. Май», и некоторые другие звенигородские работы художника, позволяют, между прочим, понять не только основы поэтического мироощущения
а, но и горячую любовь к его творчеству, например, К. А. Тимирязева, с которым впоследствии а связали добрые отношения, и в статьях которого живописец находил чрезвычайно глубокие мысли. Как известно, Тимирязев был не только великим естествоиспытателем, исследователем процессов фотосинтеза, космической роли растения, но и подлинным поэтом в науке и часто в сугубо специальных научных трудах посвящал вдохновенные строки прославлению солнечного света, растений как «посредников между небом и землей», ибо «зеленый лист [...] является фокусом мирового пространства, в который с одного конца притекает энергия солнца, а с другого берут начала все проявления жизни на земле [...] похищенный им луч солнца горит и в мерцающей лучине, и [...] приводит в движение и кисть художника, и перо поэта» .Утверждавшуюся Тимирязевым и другими его современниками истину с еще большей очевидностью подтвердила и наука XX века, открывшая новые аспекты и законы связи человека — этого «мыслящего тростника» (Б. Паскаль) — с жизнью зеленого мира, накапливающего лучистую энергию солнца и животворящего дыхания земли. Особенно стали очевидны в XX веке и планетарные основы человеческого творчества — «прохождение сил космоса через человека» (В. И. Вернадский). Как писал создатель гелиобиологии и поэт А. Л. Чижевский:
Великое без солнца не цветет.
Происходя от солнечных истоков,
Живой огонь снопом из груди бьет
Мыслителей, художников, пророков.
Эта особая, родственная связь со светлой энергией солнца была, безусловно, присуща и
у, сознавалась им, как и другими русскими пейзажистами, прежде всего, . Но влекли, вдохновляли а не столько сила и красота солнечного света, даруемая им яркость красок, сколько «живая жизнь», рожденная Солнцем на Земле, природа в ее наиболее близких человеку, его духу проявлениях. Был чужд и всему чрезмерному, кричащему; не случайно практически никогда не писал он жаркого летнего зноя, предпочитая такие состояния природы, когда солнечный свет ласково, мягко играет, разливается по лицу земли.Способность наполнить поэтическим «солнечным смыслом» изображения самых непритязательных уголков природы, передать драгоценное чувство единства мира и его гармонических начал в полной мере проявилась и в таком шедевре Мостик. Саввинская слободаМостик. Саввинская слобода. 1884Этюд Холст, масло., 25 x 29Государственная Третьяковская галерея».
а звенигородского периода, как «