Михаил Гермашев. Забытые имена. 2004. Автор: Шестимиров А.А.
У всякого пейзажиста, несомненно, есть самое любимое время года. Это время, когда дышится необычайно легко и живописные образы, как стихи, слагаются быстро и слаженно. Кажется, что кистью руководит что-то потустороннее, какая-то волшебная сила и образы природы будто оживают, становятся реальными, а не нарисованными. Вспомните, как слышатся крики грачей у
а в его знаменитой картине Грачи прилетели! Да, - художник весны, - осени, или - лета, а кто же может быть назван художником зимы? Этого самого некомфортного для живописи времени года?Наверное, если бы не было
а, то снег бы существовал в нашем воображении только как импрессионистическая симфония . Но был и , этот скромный и камерный лирик снега. Что может быть особенно живописным в снежных пейзажах? Природа спит, птицы не поют, голые серые деревья стоят в оцепенении, бледное солнце устало висит над горизонтом, и потому над землей парит холодный воздух. Но жизнь проходит своим чередом, и будто никто не замечает, что в природе все равно что-то меняется. Чуть потеплело и уже медленно распускается листва на деревьях или же падают последние листья, а где-то там, на горизонте показалась мрачная туча, видимо несущая первый снег...Пейзаж и зритель, природа и человек... Воспитанные на левитановских пейзажах настроения, мы привыкли подчинять природу нашим переживаниям или же насущным проблемам дня. Радость пробуждения природы как зари новой светлой жизни, человек любуется пейзажем, чтобы найти в природе ответы на свои мысли и чувства, художник написал старое кладбище на фоне бескрайних далей для того, чтобы показать как хороша жизнь - сколько подобных штампов встречаем мы в искусствоведческой литературе, речах экскурсоводов. Но разве пейзаж, как и природа, не должен жить самостоятельной жизнью? Жить так, чтобы натурально существовать вне зависимости от того, в каком настроении мы находимся, чтобы не столько полетом воодушевления, сколько всем нашим существом нам захотелось бы войти в пейзаж, почувствовать разными органами чувств и журчание ручья, и пение птиц, и рыхлость или твердость сугробов снега.
Для того, чтобы изобразить природу такой, какая она есть, отвлеченной от проблем общества и своих собственных переживаний, и в то же время удивительно гармоничным и уютным домом для человека, - нужны холодная голова, железное сердце и трепетная кисть в умелых натруженных руках. И плюс ко всему должно быть еще что-то волшебное, чем обычно и характеризуется подлинный талант. Именно таким мастером был
. Он жил в бурную эпоху различных художественных течений, глобальных исторических потрясений, но ничто не могло поколебать его творчества. Он был «чистым» натуралистом, единственным в своем роде. Творчество для а было чем-то божественным, таким, где не место суете текущего дня или же каким-либо новым стилям.Может быть поэтому его природа и сегодня всем понятна и близка, поскольку обычно лишена каких-либо броских эффектов и объективно существует вне зависимости от человека и его переживаний.
До революции
жил и работал в Москве. Он окончил Московское училище живописи, ваяния и зодчества и был на редкость московским пейзажистом, сумевшим воплотить в своем творчестве не парадную и узнаваемую архитектуру старой столицы России, но будничный патриархальный дух низеньких московских домиков, извилистых улочек и тусклых уличных фонарей. Его московские пейзажи, написанные на рубеже столетий, обычно наполнены сосредоточенной грустью по уходящему укладу жизни, противопоставлением старого и нового. Движение прогресса неизбежно, но , проникнутый ностальгией, скорбит по привычным некогда подробностям городской жизни. То, без чего раньше нельзя было себе представить жизнь города, безвозвратно уходит в прошлое. Вот перед нами последний разборный деревянный Новоспасский мост, соединявший Дербеневскую и Краснохолмскую набережные. Трудно себе представить что-либо более характерное из отжившего свое время. Разваливающаяся, почти рассыпающаяся под одним только взглядом художника, проезжая часть моста очевидно уже не в состоянии выдерживать большие нагрузки. Но все равно через этот мост вплоть до 1907 года двигалось все легковое и грузовое движение.Или картина Улица в ЗамоскворечьеУлица в Замоскворечье. Зима. Холст, масло, 70 х 65Музей истории и реконструкции города Москвы. Розовые сумерки, безлюдная улица, одноэтажная застройка. Кажется, ничто не может помешать этой идиллической жизни, почти неменяемому на протяжении столетий укладу. Но если приглядеться, то наступление капитализма в России уже ломает всю неторопливость и задает новый ритм жизни. Уже высятся доходные дома, а дымящая в глубине одинокая фабричная труба еще не в состоянии «переспорить» дымки жилых домов, но уже предвещает новую эру фабрик и заводов.
Особенно яркое противопоставление старого и нового мы видим в картине Улица АрбатСтарая Москва. Улица Арбат. Начало XX векаХолст, масло, 48,5 х 69Музейное объединение «Музей Москвы». Черным силуэтом, стуча копытами по заснеженной мостовой, следует карета с извозчиком, а вдали уже громыхает первый трамвай. Низенький, престижный некогда особняк с колоннами и колокольня церквушки соседствуют с высокими, все заслоняющими многоэтажными зданиями.
«Разнообразной и живой Москва пленяет пестротой», - писал А.С. Пушкин. В Москве смешались все времена, и на одной улице совсем рядом можно встретить дома каких угодно времен. И чтобы сгладить это противопоставление, эту пестроту стилей художник поместил избранные вид в атмосферу сонных сумерек, убаюкивающих всю конфликтность московской градостроительной мысли. История сама разберет, какие здания нужны Москве, а задача художника – в примирении полярных мнений и стилей.
Влюбленный в свежий воздух природы, монотонно текущую жизнь и гонимый от всего этого наступлением прогрессирующей цивилизации,
все больше и больше уединяется и работает преимущественно в глубокой провинции, вдали от столичной суеты и городского шума. Он добивается поразительных результатов в технике письма и его пейзажи часто натуральны до обмана глаз.Вглядимся в пейзаж Последний снегПоследний снег. Холст, масло. Вспомним все то, что мы видели на тему весеннего снега у а и . Сравним и получим неизбежный, как приговор суда, результат: самый подлинный и необычайно осязаемый снег получился только у а. Разве можно живописными средствами так вылепить корку затвердевшего, еще нерастаявшего снежного наста, его чуть подтаивающую слоистость, чтобы иллюзия нарисованного пейзажа превратилась в реальность? Оказывается можно, и в этом не знал себе равных.
Вы смотрите на пейзаж художника и в тот же миг попадаете на природу и бредете по узенькой тропинке навстречу наступающей весне. Ваши ботинки хлюпают по рыхлому, проваливающемуся снегу, а скоро вы выйдете на пригорок, уже оправившийся от весенней слякоти и бодро шелестящий молоденькой листвой деревьев. Вам хорошо и просторно находиться одновременно среди проснувшегося от зимней спячки леса и последнего тающего снега. Но
, влюбленный в снег, скорбит по зиме, точно также, как и по уходящей эпохе.Сегодня многочисленные картины
а по большей части неизвестны широкому зрителю. Мало какой музей может похвастать хотя бы несколькими его работами. В Третьяковской галерее находится всего одна картина этого гения зимы. Снег выпал – так называется эта работа. За нее в 1897 году получил I премию Московского общества любителей художеств. В Русском музее в Санкт-Петербурге – тоже одна, и мало в каких областных музеях хотя бы слышали что-либо о нем. А ведь не был уединенным затворником, напротив, он постоянно участвовал в выставках Товарищества передвижников и Академии художеств, посещал художественные кружки, но судьба его живописного наследия сложилась так, что его картинам предназначено быть украшением гостиных, но не музеев и картинных галерей. Его очень простая и безыскусная живопись, наполненная оттенками легкой грусти и щемящей тоски, как бы сама создана для души, для одинокого наслаждения, но не для шумной и непонимающей толпы.Да и как он мог пользоваться шумным успехом, если в наступающем техническом прогрессе он видел не новые удобства для человека, но безжалостное уничтожение так милых художнику древних обычаев? Если во всем многообразии политических движений начала века он не хотел замечать зари новой жизни? Если ничто в его творчестве, хотя бы полунамеком, не выражало сочувствия борьбе за свои права бедных и обездоленных? Он сочувствовал только к уходящему и, чувствуя время, всем своим мастерством пытался защитить его. Но он был не в силах остановить поступательное развитие истории.
Некоторая доля иносказательности, конечно, присутствовала в его творчестве, но эта символика всегда отвечала настроению ностальгии. Вот, у переезда перед закрытым шлагбаумом остановилась запряженная в сани лошадь, а вдали показался дымок паровоза. Одна лошадиная сила должна пропустить наступающую и громыхающую по рельсам цивилизацию, и эта картина символично называется Последние лучи солнцаПоследние лучи солнца. Холст, масло. Закат уходящей эпохи неизбежен, и тоскует по ней.
В 1920-х годах художник эмигрировал во Францию и поселился в Париже.
Его искусство, видимо, было наполнено оттенками вечности, ибо даже там его картины, посвященные родной русской природе, находили своих почитателей и охотно раскупались, что было удивительно, поскольку мало кто из русских эмигрантов, без изменения характера своего творчества, мог пользоваться успехом на чужбине. Но успех
а в Париже был относительным: по договору с французским коммерсантом Жераром художник был обязан поставлять в его картинную лавку каждый месяц по две картины, причем на заданную тему. На продаже картин богател его заказчик, продавая их за три-четыре цены, тогда как художник все больше и больше превращался в ремесленника, работающего не для души, а ради заработка....В начале XX века в жанре зимнего пейзажа выступало немало художников. Помимо
а и , можно назвать еще и . Но сегодня, глядя на их пейзажи, мы неизбежно подключаем разум, чтобы понять, на что может быть похожа зимняя природа, насколько их картины отражают импрессионистический метод. А простые и незамысловатые картины а и сегодня греют нам душу, минуя разум, поскольку они натуральны, как натуральна сама природа.Шестимиров А.А. Забытые имена ; Русская живопись XIX века. - М.: Белый город, 2004. - С. 374-383.