Молдавская художница Валентина Руссу-Чобану. 2013. Автор: Т. Рябикова
C Валентиной Георгиевной
, лауреатом Государственной премии Молдавской ССР. мы познакомились два года назад. Я приехала в Кишинев писать об известном скульпторе. И вот этот старый мастер, в прошлом ученик Бурделя. перевидевший на своем веку многое и в жизни и в искусстве, в одной из бесед назвал мне имя — Валентина . Имя, и прежде знакомое по выставкам и репродукциям.— Вы выделяете ее среди женщин-художниц?—уточнила я.
— Что значит среди женщин?—насмешливо буркнул мастер.— Это в спорте бывает забег отдельно для мужчин, а отдельно для женщин. Валентина— художник. И нашему брату у нее поучиться. Ее бесстрашию…
- Бесстрашие? В чем же оно?
- Когда пьесу Иона Друцэ «Птицы нашей молодости- приняли к постановке в Малом театре, встал вопрос о художнике. Нужен был человек, умеющий лаконичными средствами передать национальный колорит, подчеркнуть романтическую приподнятврть пьесы-притчи. И в Москву пригласили
, хотя она вовсе не театральный художник. «Что вы!—сказала она.— Я это не умею».- Но вам интересно?
- «Еще бы!»
И она имела смелость согласиться, оставила срочные дела, переселилась в Москву, гостиничный ее номер загромоздили эскизы. За каждую деталь воевала с застенчивым упорством. И теперь вспоминает ту горячку репетиций с большим удовлетворением. Потому что проверила себя в новом качестве.
Бытует выражение «ищет себя». И принято считать, что ищет себя художник в начале творческого пути. А про
можно сказать, что она, вот уже три десятка лет самоотверженно отдающаяся искусству, достигшая крепкого профессионального мастерства, так и осталась в поре дерзкого экспериментаторства. Словно ей тесно в рамках одного освоенного жанра, словно ей скучно останавливаться на одной стилистике.Просторная мастерская—общая здесь и работы мужа, своеобразного и талантливого художника Глеба Саинчука, и работы сына. А эта—ее, и та. и та… И когда рассматриваешь их одну за другой, не перестаешь удивляться неужели все они одной кисти? До чего же разные!
Нет жанра, в котором не работала бы
.Она писала полотна на исторические темы и бытовые, и пейзажи, и натюрморты. Любит картины обобщенно-философского звучания—именно таков «Поезд дружбы-, который вы видите здесь; в нем мечты художницы о мире и взаимопонимании между людьми, ее вера в поколение юных, которому завтра брать на свои плечи судьбы человечества. Писала портреты поэтов и рабочих, доярок и студентов, актеров и общественных деятелей. И для каждого она ищет свой, особый ключ выявления индивидуальности человека.
Это ли не творческое бесстрашие—уходить от найденного, не тиражировать собственные удачи?
Автопортрет… Когда увидела его впервые, я с оторопью отметила: да ведь художница к себе почти безжалостна! Разве в женском естестве изобразить себя явно постарше? А зачем утрировать суховатую напряженность рта и подбородка, на самом деле куда более мягких и женственных? Почему вдруг написать себя в очках, которые вообще-то она надевает редко и которые сообщают ее лицу несвойственную официальность?
Я не решилась расспрашивать Валентину Георгиевну, потому что в самом начале нашей беседы, коротко изложив свои биографические данные. она предупредила: «Объяснять картины не люблю и не умею… Все. что хотела, сообщила — цветом, композщией. ритмом…» Про автопортрет сказала лишь, что его желал вместе с другими работами приобрести музей, но ей хочется оставить его в семье — «для сына, для будущих внуков».
И стало понятно, что портрет особенно дорог ей. Может ей удалось то, чего требовал от портретиста Белинский — «не одно внешнее сходство, а вся душа оригинала в данном случае — душа художника. Сколько в глазах, увеличенных линзами очков, молодого интереса к жизни. Какие они теплые и всепонимающие эти глаза!
В стеклах очков отражаются образы, отражается мир. В этой пpeвocxодно найденной детали ключ к пониманию образа: для человека искусства главное — его сопряженность с миром.
Сосредоточенность Валентины Георгиевны
, какой изобразила она в автопортрете, не созерцательна элегическая. Она предисловие к новой работе, к новому бесстрашному поиску.