О картине И. Репина «Запорожцы, сочиняющие письмо турецкому султану». 1959. Автор: А.А. Фёдоров-Давыдов
писал своих «Запорожцев» с большой любовью и художническим увлечением. Картина эта была ему особенно лично близка выражением в ней силы жизни, изображением людей неукротимых темпераментов. В этих сильных, здоровых, веселых людях чувствовал сеоих предков, своих товарищей по духу: «... я совершенно неожиданно отвернул холст, — пишет он Стасову, — и, шутя, решил взяться за палитру, и вот недели две я положительно без отдыха живу с ними — нельзя расстаться: веселый народ».
Но для
запорожцы были не только веселым народом, но и образами героического, идеализируемого им прошлого. «Никто на целом свете не чувствовал так глубоко свободы равенства и братства», по мнению , как запорожцы. Для тема смеха далеко не исчерпывала содержания картины. Он с возмущением писал, что запорожцы — это не гуляки, а герои, защитники свободы и родины от чужеземцев. Для в этом видении прошлого его героическая поэзия неразрывно сливалась с образом вольного и свободного народа. утверждал, что он и в «Запорожцах имел идею» и что это была идея о том, какие силы, таланты, мужество и благородство обнаруживаются в «моменты проявления всеобщей жизни горожан, ассоциаций, более всего в республиканском строе». Такой вольной казачьей республикой и рисовалась ему Запорожская сечь, «эта горсть удальцов, конечно, даровитейших людей своего времени».как бы переносил в прошлое то, что он хотел видеть в современности, — свои социальные идеалы. И это прекрасное свободное прошлое он изображает поэтически гипертрофированно. Не раз отмечалась гомеричность образов запорожцев в картине и близость их в этом отношении романтике «Тараса Бульбы» Гоголя. Сам это хорошо знал и, возможно, в какой-то мере Гоголем вдохновлялся.
в «Запорожцах» достигает предела не только экспрессивности, но и материальности, объемности передачи фигур и предметов. Достаточно указать хотя бы на фигуру откинувшегося назад казака на бочке на первом плане. Большую рельефность в живописи первого плана трудно представить. Нужен был весь талант и огромный опыт , чтобы данная в таком ракурсе фигура не «вываливалась» на зрителя, не выходила бы иллюзорно за пределы холста, как в диораме.
Как и в других своих исторических полотнах
создавал образы запорожцев, исходя из натуры и зачастую соединяя в одном образе несколько натур. Известен ряд прообразов отдельных персонажей картины. Для писаря был использован историк Яворнинкий, подсказавший сюжет картины. Для образа легендарного атамана Серко был взят генерал Драгомиров, для казака, пускающего, дым из ноздрей, — художник Кузнецов, для толстого казака, хохочущего, упершись в бока, — профессор Петербургской консерватории Рубец, для человека в шапке — коллекционер Тарновский и др. Но в еще большей мере исходил из зарисовок типов казаков во время своих поездок. Они были решающими в создании самих образов старого героического казачества.выбрал очень сложное вечернее освещение. Трудно точно сказать, чем это было обусловлено. Представляется, что тут сыграло роль желание внести в картину некоторое успокаивающее начало. Настроение вечерних сумерек, их умиротворяющая атмосфера лирически умеряют чрезмерную силу экспрессии, весь этот шум непомерного озорного смеха. В свою очередь, вечернее освещение смягчает общую красочную пестроту картины. Как правильно отметила О. Лясковская, при вечернем освещении сохраняется определенность окраски предметов, но отсутствуют рефлексы. Отказ от вечернего освещения и передача этих рефлексов, вероятно, сделали бы колорит картины более богатым и, во всяком случае, более сложным и объединенным в тонких переходах цветов. Но в картине, где сочеталось столько различных цветов одежд и утвари, столько пестрых аксессуаров, сложная игра рефлексов могла бы образовать такое живописное движение, которое в известной мере подавило бы выразительность типов и яркость характеров, психологическое содержание картины. А они были здесь для самым главным. Однако вызванное условиями освещения несколько силуэтное решение фигур на фоне, если и усилило рельеф первого плана, то не дало достаточной связи фигур с пейзажным пространством.
Суждения о живописно-колористических качествах картины в литературе довольно разноречивы. Нельзя не признать, что картина не обладает той бесспорной колористической цельностью, волшебной красотой переливов красок, которые мы видим в первоначальном эскизе. Недаром сам художник так высоко его ценил, считая, что «эта первоначальная композиция все еще конкурирует с моей картиной своей цельностью, жизнью и экспрессиями». Да и вряд ли была возможна такая колористическая цельность в большой картине со столь многими фигурами и сложным внутренним содержанием. Трудно себе представить, чтобы можно было выявить, подчеркнуть яркость ее различных типов, не нарушая в известной мере ее целостности как живописного колористического организма.