Суриков. К столетию со дня рождения. 1948. Автор: Н. Машковцев
— не только величайший русский исторический живописец, но и подлинно народный художник в таком же смысле, как Пушкин — народный поэт и Глинка — народный композитор. Это они — истинные творцы национальной культуры, в своем искусстве воплотившие самые главные, самые драгоценные свойства народного характера, Суриков создал произведения живописи такого же всеобъемлющего национального значения, как Пушкин в поэзии и Глинка в музыке.
Имя Сурикова в ряду других творцов нашей национальной культуры назвал И.В. Сталин в своей исторической речи, произнесенной в ноябре 1941 года в Москве, когда фашистские орды угрожали сердцу нашей родины.
История жизни и творческого развития Сурикова представляет огромный интерес, так как позволяет ближе подойти к самой сердцевине его произведений.
«В Сибири народ другой, чем в России — вольный, смелый. И край то какой у нас... к югу тайга, а к северу холмы, глинистые, розово-красные. Про нас говорят: „Краснояры сердцем яры"».
В. Суриков
родился в Сибири. Старинный казачий род Сурикова происходит с Дона. Там, в станицах, Урюпинской и Усть-Медведицкой, еще недавно существовала фамилия Суриковых. С Дона, с войском Ермака предки Сурикова пошли на завоевание Сибири, под знаменами Ермака сражались с полчищами Кучума, а потом осели там, на новых землях, на постоянное жительство. В истории города Красноярска неоднократно упоминается фамилия Суриковых. Предки художника участвовали в бунте против царского воеводы Дурново, которого казаки и татары, жестоко избив, изгнали из города. В честь деда Сурикова, атамана Александра Степановича, один из островов на Енисее назван Атаманским.
Художник гордился своим казачьим происхождением, любил рассказывать о своих воинственных и вольнолюбивых предках и, не без внутренней гордости, отмечал в себе самом и в близких черты казацкого характера.
В середине XIX века казаки «большого полка», как именовалось потомство войск Ермака, начали приписываться: кто в городе — к мещанскому сословию, кто в деревне — к крестьянству. Отец художника поступил на гражданскую службу.
Мать художника, Прасковья Федоровна Торгошина, происходила также из старинного казачьего рода, именем которого называлась целая станица на Енисее, против Красноярска.
Родители художника жили небогато. Был у них свой небольшой деревянный двухэтажный дом с невысокими комнатами, выстроенный в тридцатых годах, взамен старого, сгоревшего во время большого красноярского пожара. В этом доме 12 января (по старому стилю) 1848 года родился
.Детство оставило в душе художника неизгладимые впечатления. Память его с необычайной отчетливостью навсегда сохранила сильные, словно выкованные могучей рукой из какого-то драгоценного" материала человеческие образы и образы природы, родственные тем людям и той природе, которых
создал в живописи.«Первое, что у меня осталось в памяти, — рассказывал художник, — это наши поездки зимой в Торгошинскую станицу.
Торгошины были торговыми казаками — извоз держали: чай с китайской границы возили до Иркутска, до Томска, но торговлей не занимались. Жили по ту сторону Енисея, перед тайгой. Старики неделеные жили. Семья была богатая. Старый дом помню! Двор мощеный был. У нас тесаными бревнами дворы мостят. Там самый воздух казался старинным. И иконы старые и костюмы. И сестры мои двоюродные — девушки совсем такие, как в былинах поется про двенадцать сестер. В девушках была красота особенная: древняя, русская. Сами крепкие, сильнее. Волосы чудные. Все здоровьем дышало».
А вот воинственная, полная какой-то древней удали сибирская игра в «снежный городок». «Мы от Торгошиных ехали. Толпа была. Городок снежный. И конь черный прямо мимо меня проскочил, помню. Это верно он-то у меня в картине и остался. Я потом много городков снежных видел. По обе стороны народ стоит, и посредине снежная стена. Лошадей от нее отпугивают криками и хворостинами бьют: чей конь первый сквозь снег прорвется».
При царском правительстве Сибирь была местом каторги и ссылки. Леса кишмя-кишели беглыми. Жизнь, даже в городах, была неспокойная. «В Сибири ведь разбой всегда. На ночь, как в крепость, запирались. Я помню, еще совсем маленьким был. Спать мы легли. Вся семья в одной постели спала. Я у отца всегда «на руке» спал. Брат, сестра. А старшая сестра Елисавета, от первого брака, в ногах спала. Утром мать просыпается: «Что это, говорит, по ногам дует?» Смотрит, а дверь разломана. Грабители, значит, через нашу комнату прошли. Ведь если бы кто из нас проснулся, так они бы всех нас убили».
В 1854 году отец художника по службе был переведен из Красноярска в село Сухой Бузим, на шестьдесят верст к северу, и вся семья отправилась с ним. «В Бузимове, — вспоминал художник, — мне вольно было жить. Страна была неведомая. Степь немеренная... медведей полно. До пятидесятых годов девятнадцатого столетия все было полно: реки — рыбой, леса — дичью, земля — золотом!... Из Красноярска целый день лошадьми ехали. Окошки там еще слюдяные, песни, — что в городе не услышишь. И масленичные гулянья и христославцы. У меня с тех пор прямо культ предков остался. Во всех домах в Бузиме старые лубки висели — самые лучшие». Там
выучился ездить верхом и пристрастился к охоте. Но самое главное — начал много рисовать. Особенно любил он изображать лошадок, что далось ему не сразу; работник Семен показал ему, как надо рисовать ноги, чтобы лошадки казались бегущими. Красок у него тогда еще не было, и когда он с гравюры срисовал портрет Петра I, то раскрасил его от себя: мундир — синькой, а отвороты — брусникой.В 1856 году родители решили отдать Сурикова в приготовительный класс 1-го Красноярского уездного училища, поселив его на квартире тетки, Ольги Матвеевны Дурандиной. Сначала школьная жизнь показалась ему невыносимой. В школе свирепствовали телесные наказания, учителя наводили ужас. Мальчик тосковал по семье, к которой он был привязан безмерно. Он решил бежать домой, в Сухой Бузим. Об этом побеге он сам рассказывал так: «Вышел в поле. Потом лег на землю, стал слушать, как в «Юрии Милославском», нет ли за мной погони. Пастухи вдали. Я верст шесть прошел. Вдруг вижу, вдали — пыль. Глядь — наши лошади. Мать едет. Я от них, от дороги свернул —прямо в поле. Остановили лошадей. Мать кричит: «Стой! Стой! Да никак ведь вто наш Вася!» А на мне такая маленькая шапочка была — монашеская. «Ты куда?» И отвезли меня назад в училище».
Постепенно
освоился с обстановкой школы; наказания, применяемые ж нерадивым ученикам, для него не были более страшны. Он учился отлично, переходил из класса в класс с наградами и в 1861 году блестяще закончил училище.Особенно важное значение для Сурикова имели уроки рисования, которое преподавал Н.В. Гребнев. Мы располагаем крайне скудными сведениями об этом художнике. Известно только, что в 1855 году он была удостоен Академией художеств за портрет масляными красками и этюд девочки с кувшином звания «неклассного художника». Учился же он в Московском училище живописи и ваяния. Произведений его не сохранилось. Неизвестно, как и когда он попал в Красноярск. В Красноярске, помимо преподавания, брал церковные заказы. Этому безвестному художнику выпала высокая честь быть первым учителем Сурикова. Вероятно, в первый и единственный раз за всю свою жизнь Гребнев встретил мальчика, столь явно одаренного. Заслуга Гребнева в том, что он сумел угадать талант Сурикова, так горячо в него уверовал, так много с ним работал, так энергично поддерживал в нем ращение всецело посвятить себя живописи и поступить в Академию, чтобы там получить правильное художественное образование.
вспоминал о Гребневе с чувством живой благодарности, как о человеке, научившем его художественной грамоте и помогшем увидеть ему живописную красоту природы и пластику художественной формы по гравюрам с образцов классической живописи. «Гребнев меня учил рисовать, — рассказывал Суриков. — Чуть не плакал надо мной». От Гребнева Суриков услышал вдохновительные рассказы о художниках: о Карле Брюллове, слава которого тогда еще гремела, об Айвазовском — как тот воду пишет что совсем как живая, как форму облаков знает». По воскресеньям Гребнев брал с собой Сурикова за город, на этюды. Гребнев давал Сурикову копировать гравюры старых мастеров, воспитывал на классических образцах его вкус, ведя к пониманию прекрасной формы. Вместе с Гребневым Суриков ходил в лес, поднимался на Караульскую гору, которая возвышается над Красноярском. Оттуда, с вершины холма, Гребнев заставлял Сурикова рисовать город, наглядно разъясняя ученику законы живописи на открытом воздухе. Вот когда Суриков уже узнал о пленэре. Благодаря Гребневу Суриков овладел техникой акварельной живописи, которой так любовно и превосходно пользовался.В 1859 году умер отец Сурикова. Художник сохранил в памяти образ этого строгого, даже сурового человека. У него был прекрасный голос, и художник считал, что любовь к музыке он унаследовал от отца.
После смерти отца вся семья вернулась в свой дом, в Красноярск. Жизнь Суриковых стала труднее. Будущему художнику пришлось служить в канцелярии. За службу отца мать получала пенсию — три рубля в месяц. Верх дома за десять рублей сдали квартирантам, сами поселились внизу. Хозяйство и все заботы о семье перешли в руки матери. Она была хорошей хозяйкой и искусной рукодельницей. Она плела кружева, вышивала гладью, бисером и гарусом вышивала картины. Скудный бюджет семьи восполнялся ее трудами. Еще при отце была она всегдашней заступницей за детей, а теперь, овдовев, воспитывала их с умом и безграничной любовью.
любил рассказывать об ее смелом, мужественном характере. Как многие неграмотные люди, она превосходно владела разговорной речью и умела одним метким словом охарактеризовать человека.