В.А. Тропинин в собрании Государственной Третьяковской галереи. -0001. Автор: З. Зотова
Среди последних приобретений Государственной Третьяковской галереи большой интерес вызывает альбом рисунков и набросков В. А. Тропинина. Это довольно большого размера книга с 66 нумерованными листами, в кожаном переплете, с тисненой золотом надписью: "Книга 2 дести приходъ и расходъ разни провизiй припасовъ 1809 годъ".
Эта дата, как и водяные знаки на некоторых листах альбома «1807» подтверждают, что рисунки Тропинина выполнены им в ранний период его творчества в ближайшие годы после обучения в Академии художеств.
Будучи в то время крепостным и находясь в полной материальной зависимости от своего помещика графа И. И. Моркова, Тропинин был вынужден использовать для рисунков книгу, выданную ему для ведения хозяйственных расходов. Краткие хозяйственные записи помещены лишь на немногих листах рядом с этюдами и набросками.
Тропинин делал наброски на лицевых и оборотных сторонах листов и на обороте переплета. На некоторых листах рисунок или набросок сделан поверх другого.
Подлинность альбома подтверждается не только надписью И. С. Остроухова, сделанной на обороте переплета, но прежде всего стилевыми особенностями рисуюсов молодого Тропинина.
Ценность альбома заключается в том, что в него включены рисунки, характеризующие ранний, малоисследованный период творчества художника. Большинство рисунков Тропинина, созданных в период его пребывания в селе Кукавке Подольской губернии, сгорело или пропало во время пожара помещичьего дома в Москве в 1812 году.
Лишь рисунки и акварели этой поры, сохранившиеся в Государственном Историческом музее и в Государственной Третьяковской галерее, да несколько рисунков, включенных в альбом А. И. Моркова, в известной мере восполняют этот пробел. Они помогают разъяснить некоторые сюжеты, изображенные в этом альбоме. Большинство рисунков альбома, как и рисунки Государственного Исторического музея, относящиеся к 1810 годам, выполнены итальянским, частично графитным карандашами, с добавлявшем иногда сепии или сангины. Акварельных рисунков, встречаемых в его отдельных листах, таких, например, как «Казак с лошадью», «Портрет И. И. Моркова», «Портрет неизвестной», «Велизарий» (Гос. Третьяковская галерея), в альбоме нет. Это вызвано было, видимо, не только отсутствием необходимых красок, но и нежеланием художника совершенствовать себя в области акварели. «Масляная живопись,—говорил он впоследствии,—с акварелью не ладит. Первая требует бойкости, смелости, при случае грубости, вторая — нежности, легкости, кокетливости, рука-то и собьется».
Тематика альбома очень разнообразна, она дает яркое представление о широте творческого кругозора молодого Тропинина. Библейские и аллегорические рисунки, так же как и портреты, за очень редким исключением, не были им расшифрованы. Их определение затруднялось отсутствием под рисунками поясняющих надписей и тем, что Тропинин вольно копировал оригиналы.
Альбомные листы можно распределить на несколько групп. К первым двум группам относятся либо переработанные Тропининым свои же натурные рисунки или копии с рисунков других учеников Академии, либо копии с оригиналов, главным образом, с гравюр на библейские и мифологические темы, которые по понятиям того времени также входили в область исторической живописи.
Эти рисунки говорят о том значении, которое имела академическая школа в формировании таланта художника.
К третьей группе следует отнести зарисовки с натуры.
Чуткий, живо реагирующй на все окружающее художник дал в них целый ряд пейзажей и жанровых сцен. В зарисовках окрестностей помещичьей усадьбы, а также в несложных бытовых сценах из жизни украинских крестьян Тропинин проявил большую непосредственность и свежесть художественного восприятия. Его творческий почерк определялся беглым, несколько «рваным» штрихом, что отличало данные наброски от первых групп.
Большое внимание в альбоме уделено Тропининым и портрету, занявшему впоследствии главное место в его творчестве. Многочисленные наброски к семейным портретам, к портретам молодых женщин показывают, как упорно стремился Тропинин найти композицию для своих работ. Семейные портреты Морковых 1813 и 1815 гг. (Гос. Третьяковская галерея) могли быть им исполнены лишь после неустанных исканий. Правда, и эти парадные портреты даны еще в виде условных композиций дворянского семейного портрета. В эти же годы художнику приходилось по разрешению своего барина писать портреты и соседних помещиков.
К последней небольшой группе рисунков альбома относятся "архитектурные наброски", предназначенные для украшения дома Морковых или проектируемого художником храма в Кукавке.
Таким образом, данный альбом служил как бы рабочей книгой для Тропинина, куда он вносил первые мысли будущих работ. Альбом свидетельствует о неуклонном желании художника совершенствовать те знания, которые он получил за короткий срок пребывания в Академии художеств. «Я мало учился,— говорил художник,— хотя очень усердно занимался в Академии, но научился я в Малороссии: я там без отдыха писал с натуры, писал со всего и со всех, и эти мои работы, кажется, лучшие из всех, до сих пор мною писанных».
Эти слова Тропинина показывают, какое большое значение придавал он своим занятиям на Украине. Там он чувствовал себя ближе к «лучшему учителю — природе», которой «нужно предаться всей душой, любить ее всем сердцем». «Малороссия, — говорил Н. А. Рамазанов, — была для Тропинина, что для других заложников Италия».
Анализ произведений первой группы, изображающих натурщиков, убеждает в том, что они были сделаны не с живых людей, а с рисунков. Трудно предположить, чтобы в суровых условиях работы в помещичьем имении Тропинин мог рисовать обнаженного натурщика, чьи обязанности должен был исполнять крепойной крестьянин.
Яркими примерами этих упражнений являются «Натурщик, облокотившийся на подставку», набросок с рисунка (Гос. Третьяковская галерея) и «Лежащий и наклонившийся над ним натурщик». По сравнению с рисунками Скотникова, работы Тропинина страдают некоторыми анатомическими недостатками, особенно заметными, например, в абрисе торса склоненного натурщика. Неуверенная линия ног лежащего, видимо, является следствием того, что и в рисунке Скотникова они слабо проработаны. Со Скотниковым, окончившим Академию в 1803 году, Тропинин мог встречаться и в Москве. Возможно, что во время наездов туда Тропинина по поручению Моркова , будучи гравером Московской Оружейной палаты, давал ему гравюры для копирования. Позднее, в 1821 году, Тропинин с него сделал портрет, за который он вместе с «Портретом нищего» и «Кружевницы» получил в 1823 году звание «назначенного».
Тропинин пользовался не только натурными рисунками . Два других рисовка—«Щагающий натурщик с протянутой рукой» и «Натурщик с Поднятой правой рукой, опирающийся на камень» в позе Сцеволы, сделаны с рисунков 1800 и 1802 гг., подаренных им Тропинину. К ним близки и другие рисунки, хранящиеся в Государственном Историческом музее. Они говорят и о возможности одновременной работы в натурном классе В. Тропинина и О. Кипренского. Это же подтверждает и альбомный рисунок «Натурщик, обхвативший левой рукой голову».
Кроме рисунков Скотникова и Кипренского, Тропинин пользовался натурными листами , постороннего ученика Академии, о чем говорит его «Натурщик, тянущий канат».
По указанию Н. А. Рамазанова, Тропинин в бытность его в Академии пользовался расположением профессора , в некоторой мере их роднят общие черты характера — душевная ясность, стойкость, прямодушие. О творческом интересе Тропинина к автору больших исторических картин говорит рисунок «Голова царя Едигера» (Гос. Исторический музей), представляющий собой копию с фрагмента картины «Взятие Казани».
Два изображенных в альбоме натурщика несколько напоминают мужские фигуры в прославленных произведениях . Так, «Натурщик, наклонившийся вперед и поставивший ногу на возвышение» схож с фигурой мужчины в рисунке Козловского «Русская баня», а поза «Сидящего молодого натурщика с наклоненной головой» близка к позе героя в его скульптурной группе «Бдение Александра Македонского».
Два других беглых наброска Тропинина приближаются к барельефам «Возвращение Регула в Карфаген», исполненным скульптором в 1787 году для Мраморного дворца.
Вынужденный насильно, по прихоти графа Моркова, прекратить занятия в натурных классах Академии художеств, Тропинин понимал, что для усовершенствования своих знаний ему следует упорно работать над изучением строения человеческого тела. Этим и объясняется повторение им своих же ученических натурных композиций и натурных штудий других учеников Академии.
В этих упражнениях Тропинина чувствуется уже довольно умелая рука рисовальщика. Фигуры натурщиков живые, гибкие, объемы их четко вылеплены. Известная неуверенность чувствуется в особо сложных ракурсах и движениях. Местами слабо разработана светотень, что придает им некоторую вялость.
Однако рисунки натурщиков свидетельствуют о том, что Тропинин в Академии сумел приобрести достаточные познания, послужившие в дальнейшем прочной базой для его творческой деятельности.
Два альбомных рисунка «Мальчик с уткой» говорят о том, что Тропинин в эти годы делал также зарисовки с гипсовых слепков. Не имея возможности изучить произведения античности и старых мастеров, подобно пенсионерам во время их заграничных командировок, Тропинин-ученик копировал произведения в Эрмитаже. Приезжая в последующие годы в Москву, он мог видеть произведения живописи и скульптуры и в собраниях некоторых московских владельцев, с которыми граф Морков был знаком и куда он мог посылать своего доверенного — Тропинина. Некоторые известные ему скульптурные группы включались им иногда в портретные композиции.
Рисунок в альбоме «Мальчик с уткой» при сопоставлении его со слепком, выполненным с античной скульптуры II века до н. э., показывает, что данный слепок послужил оригиналом Тропинину. Группа «Мальчик с уткой» была изображена Тропининым на фоне картины «Девушка с гитарой» (Языкова?), исполненной в более поздние годы (Гос. Третьяковская галерея).
Детально изучая скульптурную группу, Тропинин на одном листе альбома дает правую ступню мальчика и кисть его левой руки. Видимо, изображение их затрудняло художника, что заметно при сопоставлении его рисунка со слепком.
Большое количество рисунков альбома посвящено изображению различных жестов рук. Расположены они иногда рядом с другими рисунками, среди которых встречаются и академические штудии драпировок, спадающих складками. Исполнены они с большой тщательностью.
Сложнее обстоит вопрос с передачей Тропининым религиозных, мифологических и аллегорических композиций, занимающих значительное место в его альбоме.
Работа над религиозными темами была обусловлена не только упражнением над многофигурными композициями, но и подготовкой к росписи Кукавской церкви. Некоторые из рисунков и набросков дают основание думать, что Тропинин пользовался гравюрами с картин старых мастеров, допуская их свободную трактовку.
Рисунок «Снятие со креста» (лист 6) стоит особо среди религиозных композиций. Живя после войны несколько лет в Москве, Тропинин мог видеть картину «Снятие со креста» П. ван Моля, находившуюся в те времена в собрании Н. С. Мосолова (ныне в Гос. музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина). Навеянный картиной рисунок был использован Тропининым в 1817 году для композиции иконы Кукавской церкви (Винницкий областной краеведческий музей). Об этом же свидетельствуют и сделанные Тропининым на рисунке обмеры оригинала.
В композиции Тропинина нет свойственной ван Молю торжественности и пышности, столь характерных для школы Рубенса. Сосредоточив свое внимание на центральной группе, Тропинин разработал главным образом обнаженную, поддерживаемую учениками фигуру Христа, наметив драпировки лишь беглой линией. Но в этом не до конца проработанном рисунке Тропинин уловил общий характер произведения, верно скомпоновав всю группу.
Подобный пример использования художником живописного произведения старого мастера — почти единственный случай в данном альбоме. В основном Тропинин прибегал к зарисовкам с гравюр, пользуясь ими значительно свободнее. Часто Тропинин передавал лишь очертания главных фигур, не разрабатывая окружение — пейзаж, мелкие детали. Так, например, беря за основу для своего рисунка «Плач над телом Христа» (лист 51) гравюру А. Карраччи, Тропинин придерживался оригинала лишь в очертаниях фигур богоматери и Христа (изменен лишь наклон головы богоматери и более высоко приподнята ее левая рука, придерживающая голову Христа). Изображенные на гравюре ангелы заменены художником фигурами святых, сидящих около богоматери. Давая центральную группу контуром, Тропинин, возможно, хотел зафиксировать лишь первое представление о композиции, предполагая в дальнейшем ее переработать.
Делая рисунок «Воскресение Христа» (лист 3, разграфлен на квадраты с цифровыми обозначениями) для Кукавской церкви, Тропинин, видимо, пользовался гравюрой Килиана с, картины. П. Веронезе.
Аналогичный, но большего формата, разграфленный для перевода в картину, рисунок хранится в Гос. Историческом музее. Возможно, рисунок в альбоме выполнен именно с этого листа, о чем говорит точно такое же размещение квадратов, соответственно изображенным в них фигурам. Несколько
неправильный расчет Тропинин проявил лишь в решении пространства, так
как край листа не позволил ему внизу поместить ступню падающего воина.
Самая техника альбомного рисунка — тушь, перо — придает ему большую
сухость и четкость по сравнению с рисунком большого листа, исполненного
сангиной.
Несмотря на то, что имеющаяся на рисунке Гос. Исторического музея надпись: «Картину Давыдова (далее два слова неразборчивы. — 3. 3.) . . . . въ ... под № 130» — дает как будто указание на автора, считать его работой художника Давыдова не представляется возможным ввиду неясности надписи.
Предположение Н. Н. Коваленской о неправильности записи фамилии Давыдова (Давида?) тоже вызывает сомнение, так как в основе композиции «Воскресение Христа» все же лежит гравюра Килиани с картины П. Веронезе.
Хотя в альбоме Тропинина немало композиций, навеянных произведениями старых мастеров, трудно решить вопрос о предпочтении им какой-либо школы.
Примечательно, что Тропинин, хотя и следовал принципам академического учения, проявил здесь полное равнодушие к художникам болонской школы, которой придерживались сторонники академического направления.
Исключение представляет в альбоме лишь свободная переработка гравюры А. Карраччи «Богоматерь над телом Христа».
Четыре рисунка, сделанные Тоопининым с картин Рубенса или его школы, позволяют говорить об интересе художника к великому фламандцу. Наиболее показательный пример этому — повторение в альбоме его же раннего рисунка «Низвержение сатаны» (Гос. Исторический музей), который он сделал в 1804 году с гравюры, воспроизводящей картину Рубенса.
В этом рисунке, подчиняясь гравюре, Тропинин размеренно четко наносит штрихи, разнообразя глубину и чистоту штриха. Правда, несмотря на наличие оригинала, Тропинину оказалось еще не под силу передать тонкие, едва уловимые переходы одного тона в другой. Наибольшим достоинством этого альбомного листа является сильный контурный рисунок, верно передающий сложные движения фигур — напряженные у сатаны, легкие, грациозные у ангелов.
Рубенсовские отголоски чувствуются и в изображении Тропининым двух вариантов фигуры св. Себастиана (лист 1). Фигура, расположенная в левой стороне (незаконченная), по своему положению наиболее близка к оригиналу Рубенса, правая же является вольно^ее переработкой. Характер штриховки показывает, что Тропинин пользовался гравюрой или рисунком с гравюры.
Наиболее законченным рисунком в альбоме, в основе которого также лежала творческая переработка оригинала, является рисунок «Посещение Диогена Александром Македонским» (лист 15). Тема эта неоднократно повторялась в академических программах. Несмотря на кажущуюся близость этого рисунка к картине , в нем имеется ряд изменений. Более близка картине лишь левая часть, где расположена фигура Александра и юноши со щитом. Возможно, что Пучинов шел оттого же оригинала.
Как и в рисунке «Низвержение сатаны», Тропинин повторил свой более ранний рисунок (Гос. Исторический музей), выполненный с гравюры С. Роза, бывший, как и «Снятие со креста», в собрании Н. С. Мосолова (Гос. музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина). В рисунке отсутствуют лишь ветки с листьями и надпись, имеющаяся на гравюре.
Эта довольно сложная сцена говорит об умении Тропинина создать многофигурную композицию. Особое внимание уделяет он жестам рук главных героев, раскрывающим смысл происходящей сцены. Некоторая неуверенность видна лишь в трактовке светотени.
Иначе, чем в традиционных ададемических программах, Тропинин передает сюжет «Блудный сын» (лист 7-а), являющийся свободной копией с картины К. Лота. Художник разработал лишь центральную группу (отца и блудного сына) и часть левой стороны композиции с фигурами слуг, подносящих одежду. Фигура второго сына, изображенного в дверях дома, проработана слабее. Едва намечены справа две женские фигуры. Не проработайной осталась и рука старца, прижимающего к себе сына. Написание рук являлось трудной задачей для Тропинина, о чем говорит здесь также первоначально намеченное карандашом и затем измененное положение пальцев левой руки сына. Несмотря на это, Тропинин хорошо сумел уловить выражение умиления на лицах изображенных и передать порывистость движения блудного сына. Его первая мысль — дать сэди коленопреклоненным, как это имело место в композиции старых мастеров, — бегло запечатлена на краю этого же листа.
Учась в Академии и посещая Эрмитаж, Тропинин, видимо, копировал и в «лоджиях Рафаэля», где размещены были копии XVIII века с галереи Ватиканского дворца в Риме, расписанной по замыслу Рафаэля его учениками. В альбоме имеется рисунок с «Сотворения Евы» (лист 6) сепией и пером, сделанный одной лишь прописью, без тушовки. Передавая движение и позы фигур, Тропинин слегка наметил пейзажный фон, что соответствовало и росписи лоджии.
Материалом для рисунка Тропинина могла служить также гравюра Вильомена на ту же тему, сделанная с ватиканских росписей. Но рисунок не является копией, значительно отличается от гравюры по своей манере. По сравнению с миловидной грациозной девушкой на гравюре Вильомена фигура Евы на рисунке Тропинина, более ^близкая росписи, кажется упрощенной и грубоватой. Более близок рисунок к росписи и по композиции.
В своем альбоме Тропинин изобразил некоторые сцены из поэмы Овидия «Метаморфозы». Таково «Похищение Деяниры кентавром Нессом» (лист 21-а), «Пирам и Фисба» (лист 25), которому он ошибочно дал название «Кефал и Прокрида». Эту композицию, как и рисунки «Тезей убивает Минотавра» (лист 23-а) и «Триумф Посейдона» (лист 10-а), Тропинин, возможно, скопировал с книжных иллюстраций. Хотя точных оригиналов обнаружить не удалось, но по своему характеру данные рисунки близки к французским гравюрам иллюстрированных изданий XVIII века.
Интерес Тропинина к французскому искусству проявился в рисунке «Девушка, взвешивающая амура» (лист 15-а) и в пастели «Сатир и .ашящая нимфа» (листы 9-а и 17), где сказались традиции французских художников круга Ф. Буше.
Мифологические и религиозные сюжеты не заняли все внимание Тропинина. В них он отдал лишь дань академическим знаниям, усвоенным в годы учения.
Большое место получили в альбоме портреты и пейзажи, то есть рисунки, сделанные с натуры. В них проявилась живая наблюдательность и умение художника обобщить свои впечатления.
Особое место в альбоме занимает изображение военных. Альбом создавался художником частично в годы войны с наполеоновской Францией,
когда русские воины проявили самоотверженный патриотизм и мужество. Не случайно Тропинин обратился в эти годы к изображению М. И. Кутузова, запечатлев его в небольшом рисунке (Гос. Исторический музей).
Многие наброски Тропинина не получили дальнейшего осуществления в больших портретах. Но и то, что им было создано в альбоме, дополнило галерею образов патриотов России.
Художника увлекла благородная задача увековечить образы не только известных героев, но и скромных защитников своей отчизны.
Еще ранее, откликаясь на события, связанные с турецкой кампанией 1807 года, он написал портреты атамана М. И. Платова, Иловайского, Грекова и др. О творческих исканиях художника для второго портрета Платова говорят наброски «Знаменосец и казаки» (Гос. Исторический музей), «Казак, ведущий под уздцы лошадь» и «Голова лошади» (Гос. Третьяковская галерея).
Много работал художник и над поворотами и движениями лошади как это видно из ряда рисунков альбома.
Портреты военных несут в себе черты романтической приподнятости, характерной для эпохи Отечественной войны 1812 года. Небрежные, разбросанные пятна растушки и беглый, как бы «рваный» штрих этих рисунков уже в значительной степени отходят от штриховой манеры, в которой выполнены предшествующие рисунки Тропинина.
Самый характер этих зарисовок, убеждающих в правдивости изображения, заставляет отнести многие портреты военных и военные сцены к событиям 1812 года. Встревоженный близостью своего имения к военным действиям граф Морков поручил Тропинину увезти из Кукавки вглубь страны его имущество. Во время своего длинного пути он, возможно и зарисовал сцены «Прощание двух военных» (лист 21), «Двое военных с лошадью» (лист 19-а) и «Женщина оказывает помощь раненому воину» (лист 35).
Особенно интересен последний рисунок. Фигуры женщины и военного размещены у крытой кибитки, в которую впряжена лошадь. Женщина в повязке, прижав к себе голову раненого, делает ему перевязку или дает пить — беглый и смазанный набросок не позволяет точно определить движение женщины.
В двух указанных выше набросках, а также и в портретах военных многочисленные исправления фигур показывают, как неустанно искал Тропинин позу или жест человека. Уловив сложное движение военного со скрещенными руками, Тропинин не сразу решает положение его головы, данной в фас и в профиль. Фон в них не закончен. В портретах военных Тропинин лит мгновенно фиксищет увиденное, и поэтому наброски его необычайно жизненны.
Военные сцены и портреты Тропинина близки к аналогичным рисункам , и, отчасти, , произведения которого он хорошо знал, а некоторые и копировал. Передавая бравые позы и жесты военных (например, указующий жест улана), Тропинин не ставил себе непременной задачи уловить сходство изображаемых. Нельзя точно определить и род войск, в которых служат его герои. Зачастую он изображал не совсем обычные киверы, сабли, бурки (листы 19 и 45).
Более четко намечена им фигура гусара (лист 45-й), в которой можно предположить изображение знаменитого партизана 1812 года Дениса Васильевича Давыдова. В этом убеждает портретное сходство героя, невысокий рост, пышные кудри, его экспрессивный жест и поза. Возможно, что мимолетность, кратковременность встречи с Д. Давыдовым не позволила Тропинину полнее обрисовать его образ. Мужественного воина художник мог видеть в тот момент, когда казачий пикет остановил обоз, ошибочно приняв Тропинина и сопровождавших его людей за врагов.
Бурной динамикой портрет этот близок портрету замечательного партизана Отечественной войны 1812 года А. С. Фигнера (Гос. Третьяковская галерея). Оба портрета выполнены Тропининым итальянским карандашом и подцвечены сангиной, что придает рисунку большую мягкость и живописность. По своей динамике портрет перекликается и с портретом Багратиона 1816 года (Гос. Исторический музей).
Изображая в альбоме гусара Доводчикова (лист 43), Тропинин хотя и подробно, но менее выразительно характеризует его лицо, вырисовывая в то же время детали его нарядного гусарского мундира. Указав под портретом фамилию изображенного, художник делает ниже приписку: «Дана мысль». Очерченный рамкой рисунок представляет законченный этюд для портрета.
На том же листе Тропинин рисует портрет купца, автора воспоминаний о Москве после нашествия Наполеона, М. И. Маракуева, фамилию которого проставляет на рисунке.
Третий подписанный Тропининым портрет изображает гувернантку Морковых — Боцигетти (лист 39). Портрет этот является подготовительной работой для поколенного портрета, исполненного в 1818 году в Кукавке.
К немногим поименованным Тропининым, несколько более поздним портретам относятся изображения Э. В. Абаза и С. Д.Киселева (лист 41). Последний послужил этюдом для портрета, исполненного маслом.
Среди портретных композиций Тропинина встречается образ пряхи (лист 33). Эта полная, принаряженная женщина скорее позирует, чем занимается своей работой. В дальнейшем, видоизменяя и упрощая образ пряхи, художник определил свой идеал женской красоты, выразившийся в «КружевницеКружевница. 1823Холст, масло, 74,7 x 59Государственная Третьяковская галерея», «ЗолотошвейкеЗолотошвейка. 1826Холст, масло., 81 x 64Государственная Третьяковская галерея» и др.
Некоторые пейзажные зарисовки Тропинина оживляет жанровыми сценами. То неизвестная семья совершает прогулку в коляске (лист 19), то с горки спускается обоз крытых повозок, разъезжающихся в разные стороны (лист 10), что усложняет задачу изображения перспективных далей. Конкретность этих мотивов подтверждаетШредположение о том, что альбомные наброски сделаны с натуры.
В пейзажах «Вид на церковь и на село Кукавку» и «Вид на усадьбу графа И. И. Моркова» (листы 37, 38) Тропинин уделил большое место архитектурным сооружениям. Умело включая их в пейзаж, он стремился правдиво передать архитектурные формы этих зданий, их соотношения.
Беглый набросок храма, расположенного у дороги, близ деревни (лист 8), лишь отдаленно напоминает Кукавскую церковь. Это подтверждается сопоставлением его с альбомным рисунком «Вид на церковь и на село Кукавку» (лист 37-а) и с находящейся в Гос. Третьяковской галерее картиной «Свадьба в Кукавке».
Тропинин зарисовывает в альбоме не только барабан главы церкви и колокольню (лист 55), но и более мелкие архитектурные детали — части карниза, волюту, даже мотив орнамента, предназначенные для проектируемой им новой церкви или дома (листы 42, 50).
О серьезном изучении Тропининым ©сдельных частей зданий свидетельствуют и его наброски, находящиеся в Гос. Историческом музее.
Изображая окружающую Кукавку местность, Тропинин дает также довольно детально проработанный рисунок водяной мельницы на краю деревни «Нижняя Олчадаевка на реке Лядаве», окруженной зеленью (лист 31) с поясняющими надписями «Вода».
В изображении деревьев, кустов, травы Тропинин сохраняет черты некоторой условности.
Возможно, что рисунок «Пейзаж с камнями в Шавлиевке» (лист 32) и рисунок, имеющий авторское название «Развалины в Малороссии» (в деревне Нижняя Олчадаевка) (лист 64), были вызнаны желанием художника написать затем картину. Этим же определялись и надписи на рисунках с обозначением цвета. Наблюдая окружающую его природу Украины, Тропинин в альбоме отдал предпочтение изображению сельских пейзажей, прочувствовав их неповторимое своеобразие, их большие просторы, более близкие ему, чем виды парков, окружающих имения.
Наряду с зарисовками украинских сельских пейзажей в альбоме имеются полные жизненной правды сцены из быта украинских крепостных крестьян, в обычаях и нравах которых он подметил много характерного.
К наиболее интересным рисункам относятся три варианта сцены «Разбирательство дела украинских крестьян» (листы 30 и 31). Сюжет зтих сцен недостаточно расшифрован. В просторной избе за столом на лавках сидят трое насупившихся угрюмых мужчин. Женщина в крестьянском платье, низко кланяясь им, сетует на выпавшие на ее долю невзгоды и просит разобраться в ее деле. Можно предположить, что Тропинин здесь изобразил избу волостного судьи, хотя ее вид и убранство сообщают сцене несколько домашний характер.
Все рисунки на данную тему являются эскизами для акварели и рисунка, находящихся в Гос. Историческом музее. В отличие от акварели в альбомные наброски введены новые лица: старик с палкой и с повязкой на голове, молодая женщина, ребенок. По-иному дано и расположение главных участников сцены. Вдумчиво отнесся Тропинин к каждому лицу этой сцены, внимательно изобразив суровое молчание мужчин и горестную позу женщины.
Характерным является сам выбор драматической сцены из жизни крепостных крестьян.
Несмотря на то, что сюжеты из крестьянской жизни волновали уже тогда передовых русских художников, конфликтные темы редко затрагивались ими. Об этом говорит, например, творчество , опоэтизировавшего крестьянскую жизнь в крепостнической России. В силу изменившихся обстоятельств в жизни Тропинина дальнейшего претворения в его творчестве эта тема не получила.
О влечении Тропинина к жанровой картине говорят как включенные в его пейзажи бытовые эпизоды, так и картина «Свадьба в Кукавке». Здесь Тропинина привлекло национальное своеобразие праздничного обычая украинских крестьян.
Два рисунка и набросок (лист 36) для этой картины в альбоме показывают, как внимательно изучал Тропинин движения танцующих людей, прежде чем перенести их в композицию картины. Позы танцующих пар, разнообразные и характерные, метко схвачены быстрым, беглым штрихом.
Молодого Тропинина привлекали и сцены крестьянского труда, о чем свидетельствуют его акварель «Жатва» (ЦГАЛИ) и зарисовки отдельных фигур жниц (Гос. Исторический музей), относящиеся к 1810-м годам. Эти мотивы сближают его с .
Все кукавские наброски, как и академические штудии, сыграли в развитии его творчества свою положительную роль. Естественным продолжением кукавских зарисовок были московские наброски уличных сцен, типов разносчиков, пильщиков и мастеровых. В бытовых набросках альбома полнее выявлена сюжетная завязка, чем в московских зарисовках, где чаще даны лишь одиночные фигуры.
Не ограничивясь непосредственными жизненными наблюдениями, Тропинин использует и жанровые сцены других художников — своих современников. На том же листе, где изображены пляшущие крестьяне, он дает свой вариант картины «Дорогой гость» (Гос. Третьяковская галерея). С работами Лучанинова, вольноприходящего ученика Академии художеств, Тропинин был знаком еще в ученические годы. Видимо с одного и того же «оригинала» (гравюры с рисунка Ж. Б. Греза, музей Академии художеств) Лучаниновым и Тропининым были сделаны рисунки «Голова старика, откинутая назад, с поднятым вверх взором».
Обращение Лучанинова к крестьянской тематике, вызванное народным подъемом, проявленным в эпоху Отечественной войны 1812 года, было близко и Тропинину, живо реагирующему на современные события. Так же, как и в «Свадьбе в Кукавке», в «Дорогом госте» Тропинина привлек интерес к народным обычаям.
Изучение рабочего альбома Тропинина говорит о том, что уже в ранние годы у художника формировались те черты, которые составили прочную основу его реалистического искусства.
Тематическое разнообразие рисунков этого альбома расширяет наше представление о творческом диапазоне Тропинина. Большинство его рисунков, хотя и не обнаруживает еще уверенной руки мастера, все же свидетельствует о пытливости его ума, живой наблюдательности, постоянном изучении натуры. Тропинин придавал немалое значение копированию с оригиналов. Об этом вспоминала его ученица: «Чтобы поправить кисть, — писала она,— он советовал пописать с хороших оригиналов (которые сам и присылал мне)... А больше всего советовал писать с натуры и подражать ей точнее, сколько сумею».
Публикуемый альбом ранней поры открывает мало известную и увлекательную страницу творчества Тропинина и дополняет наши знания о процессе формирования таланта художника.
Альбом Гос. Третьяковской галереи — живое доказательство огромнейшей взыскательности к себе художника, горячей любви к искусству, заниматься которым он, подневольный человек, мог только урывками. Невзгоды и испытания не сломили моральных сил молодого Тропинина, творчество которого являет пример подлинного жизненного подвига.