В.В. Стасов. Из серии «Массовая библиотека». 1948. Автор: А.К. Лебедев
До 50-х годов XIX столетия в России господствовало так называемое «академическое» искусство. Центром его была императорская Академия художеств. Академия воспитала немало выдающихся русских художников. Однако академическое направление в России имело и свои слабые стороны. Мастера академического искусcтва изображали преимущественно события из истории древней Греции, Рима, из библии и мифологии, а не русскую жизнь. Анемическое искусство было искусством отвлеченным, подражательным, далеким от жизненных интернов широких масс, оторванным от демократического общественного движения того времени. К середине XIX столетия в России искусство старой академии пришло в упадок.
В 50—70-х годах в связи с демократическим подъемом развивается новое, большое отличное от академического, направление в русском изобразительном искусстве, предшественниками которого были в 20-40-х годах лишь немногие художники —
, и др.Это направление особенно усиливается в связи с тем, что в 1863 году четырнадцать учеников академии демонстративно отказались на выпускных экзаменах писать картины на оторванную от вопросов современной жизни тему из мифологии. Покинув Академию, они объединились в Художественную артель. В 1870 году образовалось новое общество художников — Товарищество передвижных выставок, в которое вошли и некоторые члены распавшейся к тому времени артели. Находясь под влиянием взглядов Белинского и Чернышевского, передвижники стали сторонниками реалистического, правдивого изображения жизни русского народа, родной природы и отечественной истории. Своими произведениями передвижники стремились воспитать зрителей в духе протеста против русских полукрепостнических порядков, в духе любви к трудовому народу, сочувствия его страданиям, в духе любви к родной природе. К передвижникам принадлежали такие выдающиеся художники, как
, , , , и др. К этому же художественному направлению принадлежали также и .Эти художники создали множество выдающихся произведений живописи и скульптуры, дорогих и близких нашему народу, украшающих залы Государственной Третьяковской галлереи и других хранилищ национальных художественных ценностей. Среди этих произведений находятся «Проводы покойникаПроводы покойника. 1865Холст, масло, 43,5 x 57Государственная Третьяковская галерея», «портрет ДостоевскогоПортрет писателя Федора Михайловича Достоевского. 1872Холст, масло., 99 x 80Государственная Третьяковская галерея» — , «Петр и АлексейПетр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе. 1871Холст, масло, 135,7 x 173Государственная Третьяковская галерея» — , «Портрет ТолстогоПортрет писателя Льва Николаевича Толстого. 1873Холст, масло., 98 x 79Государственная Третьяковская галерея» — , «РожьРожь. 1878Холст, масло., 107 x 187Государственная Третьяковская галерея» — , «Грачи прилетелиГрачи прилетели. 1871Холст, масло., 62 x 48Государственная Третьяковская галерея» — , «Золотая осеньЗолотая осень. 1895Холст, масло., 82 x 126Государственная Третьяковская галерея» — , «Бурлаки на ВолгеБурлаки на Волге. 1872—1873Холст, масло, 131,5×281 смГосударственный Русский музей», «Крестный ход в Курской губернииКрестный ход в Курской губернии. 1880—1883Холст, масло, 178 x 285.4Государственная Третьяковская галерея», «Портрет М.П.МусоргскогоПортрет композитора М.П.Мусоргского. 1881Холст, масло, 69 х 57Государственная Третьяковская галерея» — , «Боярыня МорозоваБоярыня Морозова. 1887Холст, масло, 304 x 587,5Государственная Третьяковская галерея», «Утро стрелецкой казниУтро стрелецкой казни. 1881Холст, масло, 218 x 379Государственная Третьяковская галерея» — , «БогатыриБогатыри.. 1881—1898Холст, масло, 295,3 x 446Государственная Третьяковская галерея» — и многие другие.
В наше время реалистическое искусство этих художников получило всенародное признание, заслужило всеобщую любовь. Но в свое время их травила реакционная печать, обвиняя новое художественное направление в том, что оно «оскверняет» высокое искусство обыденными темами, «низменными» сюжетами, что в своем стремлении к правдивому показу событий оно пренебрегает приемами живописи и рисунка, выработанмыми академической школой и считавшимися неизменными.
Стасов, выражая взгляды разночинной демократической интеллигенции, горячо поддерживал новое направление, буквально выращивал его, помогал ему крепнуть и развиваться, отыскивая новые, молодые таланты. «Владимир Васильевич, — вспоминает
, — не пропускал ни одного выдающегося появления таланта в искусствах. Он устремлялся к нему, и, с любовью готовый служить, помогать ему, он быстро знакомился с ним, быстро делался близким другом, и вскоре плоды умного наставника сказывались, и юноша начинал входить в славу». Любовь к молодым талантам, уменье различать их раньше, чем это делали другие, отличали Стасова не только в области живописи, скульптуры, но и в музыке, в литературе и пр.Стасов гордился тем, что враги прозвали его «страшной трубой», «тараном», «мамаевой оглоблей», сокрушающей предрассудки и косность, которые, окружали новое искусство.
В критических выступлениях Стасова передвижники черпали твердую уверенность в правильности избранного ими пути, прислушивались к его советам и замечаниям и относились с большим вниманием к выдвинутым им задачам. Изо дня в день выдающийся критик воспитывал русских, художников статьями, докладами, дружескими беседами, письмами, развивая в них, прежде, всего, чувство высокого гражданского долга, патриотизм, внутреннюю потребность служить своим искусством интересам родного народа. Когда знаменитый скульптор
под влиянием злобных нападков реакционеров покинул родину, Стасов писал ему 30 июля 1888 года такие замечательные строки: «Мне досадно видеть, что Вы точно в сплине каком-то, в неудовольствии на слишком многое, и даже почти в упадке душевном. Я, как Вы знаете, враг всякой несправедливости, и потому никогда не могу находить хорошим и одобрять все то, что с Вами могло случиться у нас несправедливого и неладного. Но только я одно замечу, что Вы неправы будете, если станете приписывать все подобное России вообще, или даже наибольшей части России. Мне кажется, Вы можете быть кем-нибудь у нас недовольны, то разве Академией и иным начальством, но ведь это еще не Россия и, во всяком случае, не вся Россия. Напротив, все, что у нас есть лучшего и интеллигентного, всегда Вас признавало и поклонялось Вам низко. Мне кажется, нельзя желать большего признания и со стороны всех масс, каким Вы у нас всегда и везде пользовались... Итак, я остаюсь при убеждении, что Россией Вы можете быть только вполне довольны».Стасов, немало способствовал воспитанию художников в духе передовых общественно-политических идей своего времени. Он рекомендовал, например,
прочитать запрещенные царской цензурой сочинения революционеров. В неопубликованных воспоминаниях о критике скульптор писал: «Часто Владимир Васильевич давал мне читать запрещенные вещи подпольщиков, и только благодаря ему я был знаком со всем тем, что писалось в России против царской власти».Считая одной из главных своих как художественного критика задач — указывать искусству правильные пути развития, Стасов направлял искусство на дорогу реализма и служения интересам народа. Так, в своем обращении к художникам Владимир Васильевич писал: «Только то и искусство великое, нужное и священное, которое не лжет и не фантазирует, которое не старинными игрушками тешится, а во все глаза смотрит на то, что везде вокруг нас совершается, и пылающей грудью прижимается ко всему тому, где есть поэзия, мысль и жизнь». «Не слушайтесь тех учителей, которые хотели бы столкнуть вас прочь с настоящей, прямой и здоровой колеи вашей».
Живой, реальный человек, простой народ с его характером, чувствами, мыслями должен быть главным предметом изображения в искусстве.
«Если русский народ, — говорил Стасов, — преимущественно состоит не из генералов и аристократов, не из графинь и маркиз, не из счастливых, а из бедствующих, то, понятию, большинство сюжетов в новых русских картинах, а равно и большинство действующих лиц должны быть не шестикрылые ангелы, а мужики и купцы, бабы и лавочники, попы и монахи, чиновники, художники, ученые, рабочие и пролетарии». «Только там и есть настоящее искусство, где народ чувствует себя дома и действующим лицом; то только и есть искусство, которое отвечает на действительные чувства и мысли, а не служит сладким десертом, без которого можно и обойтись», — говорил Стасов. Характерно, что, когда в творчестве скульптора
наметилось некоторое пренебрежение к темам с изображением простого народа, Стасов писал ему 9/21 января 1883 года: «Мне... прискорбно видеть, что согласия между нами быть уже не может!!! Вы перестали быть представителем темной массы, плебса, демократии, неизвестных личностей, взятых из «будничной жизни». Нынче Вы уже давно берете только все «аристократов человечества» (Христа, Сократа, Спинозу, Моисея и т. д.), Вам нынче нужны непременно «исторические», великие имена, точно будто история и жизнь только в них воплощается. Совсем нет!!!»По мнению критика, всякое большое искусство в истории человечества всегда стояло на «почве действительности», выло тесно связано с окружающей жизнью, черпая из нее материал. «Для меня в искусстве нынешнем и будущем реальность — все, и вне ее я ни с чем дружить и ладить не могу»,— писал Стасов
(15 января 1886 г.).Стасов, однако, предостерегает художников от бездумного копирования жизни. Художник должен в своем творчестве отображать интересное, типическое и характерное. Портрет не должен быть отображением только внешности человека, он должен передать внутренний мир, характер человека. «Портретист, который не желает более выражать в портрете характер, историю личности,— что это за портретист, что это за художник, куда он годен? Не хуже ли последней, самой ничтожной фотографии будут его произведения?»
Стасов выдвигал перед художниками задачу создания искусства большого общественного значения, искусства глубоко идейного. Он разделял и высоко ценил взгляды Чернышевского, который считал, что искусство призвано критиковать общественные порядки, угнетающие народ, и выносить им «приговор».
«Несчастья, беды, безумия, бедность, страдания, несправедливость, насилия, лишения,— говорил Стасов о пореформенной эпохе; — вот что всего более занимает место в жизни людской.
Значит, понятно, чем всего скорее и чем всего более должны наполняться создания тех художников, которые хотят быть правдивы и искренни...»