В.В. Верещагин, как художник и проповедник мира. 1905. Автор: С. Гузиков
Под влиянием упрёков критиков, художников и публики в слишком грубой тенденциозности и в оскорблении патриотических чувств, Окружили"Окружили, преследуют". 1872Холст, маслоУничтожена автором», «ВошлиУ крепостной стены. «Вошли». 1871Холст, маслоУничтожена автором», «ЗабытыйЗабытый. 1872Холст, маслоУничтожена автором». С этих картин, впрочем, остались снимки, находящиеся, вместе со всеми картинами, в Третьяковской галерее. Одна представляет «забытый», не убранный труп; над ним стая вьющихся воронов. Две остальные картины производят действительно тяжелое, потрясающее впечатление: в них переданы те ужасные отдельные моменты, кода война перестает быть войной, теряет всякий смысл и превращается просто в дикий звериный вой. И теперь мы, ушедшие более чем на четверть века вперед, переживая еще более ужасную войну, можем убедиться лишь в том, что изображаемые картины войны являются только слабой иллюстрацией действительности, а такие картины, как «После атакиПосле атаки. Перевязочный пункт под Плевной. 1881Холст, масло, 183 x 402Государственная Третьяковская галерея» (походный лазарет, около которого масса раненых в перевязках группами лежат и стоят в разных позах) представляет лишь весьма привычную и заурядную картину при массовом истреблении в современной войне. И не упреков должен бы заслуживать за то, что показал нам войну во всей ее неприглядности, ибо этим он еще больше вызвал у нас отвращение к этому мировому несчастью, тяжелым проклятьем тяготеющему над нами. Чем больше мы будем ненавидеть войну, тем ближе мы будем к светлому идеалу братства и любви, к которому человечество стремится столько веков, не умея даже приблизиться к нему. Вполне заслуженно выставляли одним из видных кандидатов на получение нобелевской премии, выдававшейся крупнейшему деятелю на пользу идеи всеобщего мира, и в чем другом, но в этом отношении имя может стать рядом с именем великого писателя земли русской, Л.Н. Толстого.
даже уничтожил несколько картин «До сих пор мы говорили о значении и заслугах
а, как проповедника идеи мира. Но заслуживаете внимания и как художник. Хотя большая часть его картин и посвящена исключительно целям обличения войны, но есть у него много вещей, относящихся только к области чистого искусства, т. е. такие произведения, которые не оправдывают своего существования одной только воплощенной в них идеей, а имеют, помимо этого, и свою чисто-художественную ценность. Художественная ясность идеи не имеет ничего общего с так называемой наглядностью. Как в литературных произведениях точность слова бывает часто истинным и главным врагом художественной широты идеи, так и в живописи излишняя реализация трактуемой темы убивает одухотворенность картинного изображения идей. Говоря о картинах а, следует заметить, что в них действительно обе эти ценности, идейная и художественная, не уживаются вместе. Происходит это, разумеется, от того, что все же недостаточно художественно-чуток, недостаточно утонченный артист, а также от тех ложных убеждений, которых придерживаются все художники-реалисты, взвешивающие ценность и достоинство картины на весах полезности и игнорирующее все прочие достоинства чисто-художественного характера, как невинную забаву эстетического баловства. Заблуждение здесь в том, что все они стремятся выразить понятней и рельефней идею, приспособив ее к обстановке точной действительности; стараются придавать как можно больше правды, украшать как можно больше реалистическими подробностями, будто боясь прибавить от себя хотя бы один штрих или мазок, забывая, что передать действительность нет никакой возможности, и нет таких внешних приемов, которыми можно было бы этого достигнуть. Искусство только опирается на действительность, но ее воспроизведение никогда не должно было, и не может быть целью искусства. Оно является только точкой ее отправления. Действительность по отношению к искусству служит как бы пищей, без которой оно не может существовать, и которая, усваиваясь и перевариваясь аппаратом искусства, является у художника уже в перерожденных формах художественного творчества. Чем шире захватывает все произведение, проникая его насквозь своим духом, идея, тем полнее художественная иллюзия. Отсюда и разница между картиной, созданной искусством, и фотографически точным воспроизведением какого-либо внешнего факта, хотя этот факт и сам по себе, конечно, способен дать толчок к зарождению идеи, но только к зарождению: никогда не даст он идеи в целости.В качестве пояснения я позволю себе привести здесь в пример картину Франца Штука на родственную с
ым тому, под названием «Война». Представляет она несомненно крупное произведение в смысле воплощения определенной идеи в чисто-художественной форме.По трупам, густой грубой массой наваленных в разных позах, медленно шагает черное громадное чудовище, – не то дикая лошадь, не то бык, вытянув книзу голову с раздувающимися ноздрями, будто втягивает в себя запах крови и человеческого мяса. На чудовище сидит человек, вооруженный острым копьем. Выражение всей этой фигуры бесстрастное, безвольное, рабски покорное. Всадник, видимо, ждет, куда еще понесет его это чудовище войны, кого еще убивать, где еще проливать горячую кровь, чтобы утолить этого ненасытного кровожадного зверя. Несомненно, что Штук смотрит на войну совершенно иначе, чем
. Он видит в ней явление стихийной силы мира, против которой мы бессильны бороться. Мы, люди – только слабые ничтожные частички этого мира, и не в состоянии противиться гибельной мощи его и грозным проявлениям его зла. С безропотной покорностью, с тупой болью в груди, с ясным сознанием всего ужаса этого непрекращающегося гнусного преступления, – идем мы убивать себе подобных, не в силах вырваться из цепких когтей этой черной силы.Передаю содержание этой картины для того, чтобы подчеркнуть, как с поразительною цельностью она передана художником, проникнута ею вся картина. Черное чудовище производит отталкивающее впечатление и вместе с тем невольно покоряет каким-то тяжелым давящим гипнозом, дух этой идеи целиком выливается в картине захватывающим настроением. Это и составляет главную ценность в произведениях искусства.
Главный недостаток в картинах
– именно отсутствии такой цельности, такой освещающей широты; и, при разбросанности компоновки, они часто напоминают у него собрание, где все говорят разом: какое-то нагромождение подчеркнутых и кричащих частностей, выдающее бессилье художественного замысла сказать то же самое и выразить ту нее идею одним взмахом кисти, схватить в целом обобщающую мысль и выразить в картинной образности.Некоторые ставили и ставят
в заслугу то, что он отбросил старую условность в компоновке, т.е. отступил от правил, которыми требовалось непременно ставить главную фигуру в центре холста, а кругом уже второстепенные персонажи, чтоб получалась красивая группа.Действительно, в этом отношении он с обычной ему смелостью сделал шаг вперед к разрушению господствовавшей рутины, но вместе с этим часто же впадал в другую крайность. Его компоновка иногда производит впечатление случайного фотографического снимка, где каждый уголок картины живет отдельно, будто бы случайно найденный в жизни без связи и родства с другими, не сливаясь с общей идеей.
Строго говоря, художником, в широком смысле этого слова,
даже нельзя назвать. Это был только живописец, бытописатель, а многая его картины имеют просто этнографический характер; даже свои пейзажи он не озаглавливала как картину, передающую то или иное настроение природы, а – только как известную географическую местность, отличающуюся какой-либо особенностью, т.е. низводил свои работы до степени опять-таки только простого раскрашенного фотографического снимка. И поэтому его картины наполеоновской эпохи, 12-го года, совершенно ему не удались. мог передавать только то, что видел, не прибавляя ничего своего; и там, где нужно было создавать образы посредством воображения, вызывая их умственным взором из темных глубин далекого прошлого, где ухватиться за действительность невозможно, – он чувствовал себя бессильным. Творчество стояло за гранями его художественного дарования, полеты и крылатость мысли созданы были не для него.Исторические картины легко можно было бы подразделить на три группы: 1) картины, изображавшие какой-либо конкретный исторический факт, на основании точного изучения документов восстанавливающие известное событие с возможной точностью, – так, как это было; картины такого рода имеют значение, как иллюстрации, или даже реставрации; 2) картины, в которых художник, изображая то или иное историческое явление, не ограничивается только документальной точностью, но освещает историческое явление критическим анализом, с точки зрения субъективного понимания данного исторического события; это – так называемые картины литературного характера, и 3) есть еще картины, которые передают не отдельные исторические явления или факты, известные нам по истории, а абстракцию эпохи, какой-то неуловимый, особенный дух угасшей жизни прошедших веков, только дух исторической жизни, существовавшей когда-то до нас, как до известной степени, например, достигает этого Расстрелять"С оружием в руках - расстрелять!". 1887—1895Холст, масло, 142 x 185Государственный Исторический музей»), а местами чувствуется, что увлекается красивой фигурой Наполеона, покорявшего его мощью духовной силы.
в своих картинах, передавая полуязыческую славянскую Русь, или – в передаче времен маркиз, фижм и напудренных париков. Ни одно из этих трех определенных требований нельзя предъявить к картинам а, изображающим 12-й год, нельзя их выделить в какую-либо четвертую, самостоятельную группу. Как будто в них есть всего понемногу, и в то же время многого недостает. Основною нитью в них, хотя гораздо слабее, проходит то же отрицание войны (как, например, в картине «Что касается
, как мастера в чисто технически-художественном отношении, то он во многом уступает известным нашим талантливым художникам. Рисунок у вообще жестковатый, временами небрежный; сухостью отличается письмо. В особенности это замечается в работах позднейшего времени, чего нельзя сказать про колорит: после серии картин из русско-турецкой войны у него преобладают более свежие, яркие краски. Очевидно, здесь отразилось влияние французских импрессионистов. Правда, справляться со светлыми тонами удавалось ему не всегда, гармония ярких красок переходила часто у него в резкую крикливость и пестроту.Исключением являются его последние небольшие, но прямо великолепные вещицы из поездки по Японии, со строго выдержанным сочным колоритом. Это лучшее из его работ такого характера. Это доказываете, что и в смысле чисто-художественных достоинств он был гораздо выше, чем это можно судить, вообще, по его работам. Невольно приходится жалеть, что
так деспотически душил в себе этот дар, так топил художественный размах в узких берегах публицистического долгое время модного течения.Заканчивая статью, следует сказать, впрочем, что какими бы достоинствами художественных средств ни обладал
, цель его вполне оправдывала и средства, и жертвы, ради нее принесенные, – и эта благородная цель великой проповеди на пользу человечества сделала его крупной личностью в памяти людей. Невольно приходится пожалеть, что так мало, так редко родятся у нас такие даровитые натуры, в которых наше время, быть может, нуждается больше, чем всякое другое. Кто знает, чем был бы в иных условиях, при лучшем положении нашей бедной обездоленной общественности, не дающей выхода могучим силам, не способствующей ни росту, ни расцвету личной энергии, индивидуальной инициативы, широких замыслов и бодрого ненасытно-неуклонного труда?Под другим небом нужно рождаться таким людям... под другим небом они чаще и рождаются!
Гузиков С.
Вестник знания. №1. 1905 год.