Воспоминание адмирала Н.И. Скрыдлова о В.В. Верещагине. 1905. Автор: Скрыдлов Н.И.
Я с покойным
ыми вместе плавал когда-то, а именно в 1859 году на фрегате «Светлана». Он был старше курсом и раньше меня вышел из Морского корпуса. После плавания на «Светлане» мы с ним надолго расстались.Но вдруг появляется выставка картин художника
а близ Александринского театра – в Министерстве Внутренних Дел. Я вспомнил, что мы с ним плавали вместе на «Светлане»; и тогда еще он чувствовал ко мне симпатию. Его дружеское отношение ко мне не прерывалось до конца. Разумеется, я пришел на выставку. Меня поразило, что картины были ограждены барьером из шнуров. хотел, чтобы публика не подходила близко к живописи, а держалась на таком расстоянии, с которого картина лучше видна.Вскоре после посещения мною выставки, я получил через посыльного от Стасова записку: Приезжайте немедленно. Василий Васильевич безумствует.
Жил Стасов где-то около Публичной библиотеки.
Приезжаю и застаю следующую картину: Василий Васильевич с поникшей головой бегает по комнате, а в камине что-то горит.
– Что такое?– спрашиваю.
– Вот как гениальные люди с ума сходят, – вскричал Стасов. – Посмотрите, что он сделал, сжег две картины.
– Да, да.
– И Третьякову телеграфировал, что ни одной картины не получит, быстро шагая по комнате, скороговоркой выкрикивал
.Тут Стасов, в ответ на мое все возрастающее недоумение, рассказал, что
произвел некоторыми своими картинами на высшие сферы чересчур потрясающее впечатление, для него, как художника, не выгодное.У него был слишком протестующей темперамент, он мог говорить такие вещи, которые нельзя говорить в присутствии некоторых лиц. Поэтому, когда в следующую выставку
а на Фонтанке все картины его были увезены для осмотра в Зимний дворец, у была подана придворная карета для посещения Императорской оранжереи. Скобелев был страшно взволнован этим обстоятельством.Потом я несколько лет не видался с
ым.Однажды в манеже, когда была уж объявлена война Турции, я выпросил у Наследника Александра Александровича принадлежавший Ему минный катер «Шутку».
– Хорошо, – сказал Его Высочество, но как же вы надеетесь: со щитом или на щите?
– Как случится – отвечал я и поблагодарил Наследника.
«Шутка» должна была служить для атаки неприятельских судов на Дунае и для охраны минных заграждений. Я жил в Петрошане на берегу, в маленькой избушке. Поехал я оттуда как-то в Бухарест и первое русское лицо, которое я встретил, был Василий Васильевич
!..– Что ты будешь делать на Дунае? – спросил он меня.
– Собираюсь прогонять турецкие суда, чтобы они не портили наших минных заграждений.
– Отлично – и я с тобой... – вскричал он. – А когда будет атака?
– Не знаю, когда придется атаковать, а ожидаем с часу на час.
– Все равно. Ты где?
– В Петрошане.
Я уехал из Бухареста, а через два дня он явился ко мне и поселился у меня в курной избе.
Был он простак. С казаками завел сейчас же дружбу: хлебал вместе с ними щи, и как-то потребовал, чтобы ему дали деревянную ложку. Его ординарец, казак, вытер о чекмень ложку и подал ему.
– Ах, какая хорошая ложка! Казак ему тут нее выдолбил из дерева такую же ложку, а он взамен за нее подарил ему серебряный стакан. У него была широкая товарищеская натура.
Каждый вечер я производил рекогносцировку Дуная, и он не отставал от меня, каждый раз он был со мной. Это было в конце мая и в начале июня по старому стилю. Подходили к самому турецкому берегу на шлюпках: я, он, Белов и еще несколько матросов, все это были надежные охотники.
ужасно боялся, что как-нибудь он упустит меня, и я без него начну атаковать турок, поэтому он зорко следил за мной, опасаясь, что я стану щадить его. Ночи были прескверные. Мы проводили по 5 часов в рекогносцировке. В 10-11 выезжали и работали до рассвета, а турки не знали, что мы иногда тащим шлюпки волоком по берегу, как во времена Олега.Десять дней продолжалась рекогносцировка. Надо было проходить между камнями, набрасывать на кусты веревки; а по временам такой шел дождь, что ничего нельзя было видеть вокруг. Наконец, атака была решена так как турецкий пароход все чаще и чаще начал подходить к нашим минным заграждениям, чтобы их вылавливать.
Медлить нельзя было. В день атаки совершен был молебен, а затем отдали швартовы, дали ход вперед, придерживаясь берега. Разумеется, Василий Васильевич был тут как тут. Он всю ночь не спал, чтобы не пропустить атаки. Атака была назначена в девятом часу утра.
Василий Васильевич, – сказал я – ты заведуй кормовой частью, ты будешь начальником там, я буду здесь, в носовой.
Чувствовали мы себя бодро. Это было раннее утро 8-го июня 1877 года близ местечка Меч. Лоцман наш, надо заметить, удрал; он был болгарин или румын, но мы без него обошлись.
Мы шли вниз по течению на «Шутке». Солнце светило ярко и стало сильно пригревать. Я вздремнул.
Вдруг
сказал: – Идут. – И мы все встрепенулись.Турецкий монитор, окруженный 15 шлюпками, назначенными для вылавливания мин, шел впереди, прямо на заграждения. Как только мы увидали его, бросились на него в атаку на всех парах.
Я взял направление наперерез его курса. Шел он узлов 9; я – 14. Мы шли навстречу друг другу со скоростью 23 узлов – 30 верст в час. Конечно, нас заметили и сразу открыли огонь по «Шутке» с парохода и с берега. Снаряды летали на нас, как град. Наша безумная отвага смутила турок. Они никогда не воображали, что есть такие безумцы, которые станут днем атаковать на крохотном суденышке огромный монитор. Пули ударялись о крышу и сыпались в катер. Смерть ринулась на нас и как говорится, пригоршнями кидала в нас огненным свинцом. Совершенно забывая всякую опасность, мы шли полным ходом вперед и быстро сближались. До чего нас осыпали снарядами видно из того, что я один на себя принял около 40 ударов. Это был настоящий ад! Теперь 3-4-линейные пули, а тогда ведь были 7-линейные. Совсем у борта стреляли в нас на расстоянии каких-нибудь 10-12 футов; были ранены люди и ранена «Шутка». Турки окончательно потеряли голову, и дали последний залп из 20 ружей в упор. Ноги мои уже не действовали, а
твердо стоял на ногах и вел себя прямо, как полубог. Он стоял, сражался и хладнокровно зарисовывал в альбоме. Наконец, я крикнул ему приготовлять крылатку. (Крылатка – это мина). И несмотря на то, что она уже никуда не годилась, так как проводы были перебиты турецкими снарядами, все-таки было какое-то временное утешение и надежда на крылатку. стал доставать ее, и в это-то время пуля ударила ему в бедро, а крылатка все-таки стукнулась в борт монитора. Турки до того перепугались, что перестали в нас стрелять, стали осматривать пароход, не взорвало ли их, даже кочегары выскочили все наверх, и машина вдруг остановилась.