Репин Илья Ефимович [1844—1930]
Запорожцы пишут письмо турецкому султану. 1880—1891
-
- Название Запорожцы пишут письмо турецкому султану
- Год создания 1880—1891
- Материал Холст, масло
- Размер 71,8x58,5
- Собрание Государственный Русский музей
- Все работы автора Всего: 466
Описание
Первая мысль произведения относится к 1878 году, которым датирован рисунок, являющийся зародышем картины. В нем находим тот узел композиции, который сохранился при всех дальнейших ее изменениях. Здесь намечен и ряд основных фигур: писаря, стоящего за ним казака с протянутой рукой, сидящего за столом слева и стоящего хохочущего толстого казака справа. Композиция открытая, фигуры располагаются в основном вдоль первого плана.
В 1880 году эскизЗапорожцы пишут письмо турецкому султану. Эскиз. 1880—1890Холст, масло, 69,8 x 89,6Государственная Третьяковская галерея (ныне в ГТГ), в котором вся сцена как бы приближается к зрителю, крупным планом. Фигуры изображаются поясными. Они начинают более окружать стол. Вся композиция приобретает компактность. Основные персонажи получают здесь тот вид, который сохранят затем в основной картине, как и общую свою группировку вокруг стола. Эскиз этот дорабатывался и не раз прописывался и частично изменялся в течение всех 80-х годов в процессе работы над картиной. В современном своем состоянии этот эскиз благодаря проработанности и законченности смотрится небольшой картиной.
, ездивший на Украину для сбора материалов, делает первый живописныйВторой эскиз был исполнен
в середине 80-х годов.Творческая история самой картины не совсем выяснена. Картина имеет два варианта. Один, оконченный в 1891 году и находящийся ныне в Государственном Русском музее в Ленинграде, и другойЗапорожцы пишут письмо турецкому султану. Вариант. 1889—1896Холст, масло, 174 x 265Харьковский художественный музей, не совсем оконченный, помеченный 1893 годом и ныне хранящийся в Харьковском художественном музее. Долгое время считалось, что, написав картину в 1891 году, затем сделал ее вариант для П. М. Третьякова. Однако исследование А. Давыдовой заставляет считать более вероятным, что отношение между этими двумя картинами является обратным, то есть, что первым был начат харьковскийЗапорожцы пишут письмо турецкому султану. Вариант. 1889—1896Холст, масло, 174 x 265Харьковский художественный музей вариант. Затем принимается писать новую картину на тот же сюжет. В связи с этим, вероятно, и возникает второй эскиз. В течение 80-х годов некоторое время работает над обоими полотнами. В 1888 году он вторично едет на юг, на этот раз на Кавказ и на Кубань в поисках главным образом казачьих типов, и оканчивает затем второй вариантЗапорожцы пишут письмо турецкому султану. 1880—1891Холст, масло, 71,8x58,5Государственный Русский музей картины, попавший в Русский музей. Затем по просьбе П. М. Третьякова, которому не досталась основная картина, более или менее заканчивает в 1893 году ее ранний вариант.
КартинаЗапорожцы пишут письмо турецкому султану. 1880—1891Холст, масло, 71,8x58,5Государственный Русский музей 1891 года Русского музея во всех отношениях лучше. Она богаче и значительнее по своему содержанию, лучше по живописи, уступая, однако, в этом отношении третьяковскому эскизу.
Предположив, что эта картина является последним, окончательным решением сюжета, мы яснее поймем развитие темы, отразившееся в эволюции композиции картины. Композиция харьковского вариантаЗапорожцы пишут письмо турецкому султану. Вариант. 1889—1896Холст, масло, 174 x 265Харьковский художественный музей шире, многолюднее и пространственней композиции первого эскиза, но уступает в этом отношении второму, который, таким образом, фиксирует изменения, происшедшие в понимании сцены у художника во время работы над первым вариантом. Наконец, в полотнеЗапорожцы пишут письмо турецкому султану. 1880—1891Холст, масло, 71,8x58,5Государственный Русский музей Русского музея художник дает еще более широкую картину, еще более массовую сцену. Сохранив среднюю центральную группу казаков вокруг стола, теперь изображает ее в большом пространстве. Она не изолирована, а представлена именно в окружении многочисленных людей, в центре лагеря. Мы видим этот лагерь запорожцев в глубине на фоне и ощущаем его на первом плане в стоящих по бокам от центральной группы фигурах.
В процессе решения темы изображение сцены писания запорожцами озорного письма турецкому султану из передачи забавного случайного эпизода постепенно превращается в отображение события, рисующего нам Запорожскую сечь. Из жанровой картины возникает большое полотно исторической живописи. Композиция в связи с этим приобретает более монументальное построение и сильно вытягивается в длину. Если первый живописный эскиз представлял собой чисто жанровую, в сущности замкнутую композицию, то теперь — это композиция большой картины, развертывающей некое зрелище, масштаб которого соответствует его значению. Композиция вновь становится раскрытой, как и в карандашном эскизе 1778 года, но уже гораздо более сложной и картинной. В центре сохраняется глубинное построение группы вокруг стола, а изображенные спиной к зрителю фигуры справа и слева, по краям картины, выдерживают рельеф переднего плана. Они закрывают прорыв в глубину, сохраняя вместе с тем ощущение большого пространства.
уменьшает высоту фона над головами, выдерживает их сравнительно более на одном уровне, нежели в картине харьковского музея. От этого восприятие беспорядочной, теснящейся, шумной толпы сменяется впечатлением более серьезного и важного собрания главарей, атамана Серко и его сподручных. Это не просто голытьба, пирующая, гуляющая, а члены «рыцарского народного ордена», каким считал запорожцев . Шумящая, озорующая, хохочущая толпа дана преимущественно уже как окружение центральной группы, в самом смехе которой больше серьезности, военной отваги, вызова врагу. Овальное построение центра, а также вертикали двух.больших фигур по краям образуют устойчивую монументальную композицию, стройность которой подчеркивается вертикалями пик. За выдвинутыми на первый план группами фигур дается далевой фон военного лагеря с пейзажной пространственностью вечереющего неба, дыма костров и их огней, начинающих светиться в сумерках.Известно, как много работал
над картиной, прямо на полотне переписывая фигуры, порой их выбрасывая или пририсовывая новые. Он сообщал Званцевой, уже заканчивая картину: «Работал над общей гармонией картины. Какой это труд! Надо каждое пятно, цвет, линия — чтобы выражали вместе общее настроение сюжета и согласовались бы и характеризовали бы всякого субъекта в картине. Пришлось пожертвовать очень многим и менять многое и в цвете и в околичностях. Конечно, я не тронул главного, что составляет суть картины — это-то есть. Но ведь аксессуары и фон собственно и делают художественное впечатление, чарующее или отталкивающее». Ради гармонии и логики целого приходилось порой приносить большие жертвы. Он был в таких случаях крайне решителен. Так, он уничтожил превосходную фигуру хохочущего казака справа, заменив его нейтральной фигурой, повернувшейся спиной к зрителю потому, что она дублировала фигуру толстого казака, упершегося руками в бока, и ослабляла общее впечатление. На все упреки и сожаления по этому поводу он отвечал с полным сознанием правоты и необходимости того, что он сделал.В работе над «Запорожцами» Крестном ходе в Курской губернииКрестный ход в Курской губернии. 1880—1883Холст, масло, 178 x 285.4Государственная Третьяковская галерея», представляет зрителю поразительное разнообразие типов, богатство человеческих образов, каждый из которых удивляет верностью своей характеристики и силой пластического живописного решения. стремится к экспрессии и достигает замечательных результатов.
, более чем в других своих исторических полотнах, заботился о сборе материалов, стремился к верности обстановки, костюмов и аксессуаров. Вся эта материально-вещественная часть в картине написана замечательно, красиво и убедительно. С зрительной достоверностью, но без всякого иллюзионизма, чувственно-непосредственно передает и пестрые, яркие одежды и простое, грубое, свалявшееся сукно одежды стоящего спиной к нам казака справа. Как отлично это сукно от также белого, но более тонкого, иного качества и характера сукна одежды казака, сидящего спереди на бочке! Сколько художнического внимания, интереса и любви к предметам, к тому, как они выглядят, к их выразительности, к их красоте в изображении блестящего серебром оружия или таких деталей, как стоящая на грубых досках стола сулея с вином и лежащие под рукой у казака карты, или как перо в руках войскоеого писаря. Все эти детали не мельчат изображения, а образуют превосходную живописную раму для героев картины. Лица и фигуры написаны с такой силой выразительности, с такой пластичностью, что эти детали не могут их забить. Но своей пестротой они соответствуют общему настроению веселья, буйному проявлению силы жизни в этой народной, «хоровой», по выражению Стасова, картине. В такой трактовке исторической картины как массовой сцены , как и раньше в картинах с индивидуальными историческими героями, дает по сути дела психологическое решение. Его задачей является передать ту боевую удаль, бесстрашие, безудержное веселье, молодечество и озорство, с каким запорожцы сочиняют свое ядовитое и крепко соленое ответное письмо турецкому султану. В литературе неоднократно отмечалось богатство разного рода оттенков смеха, показанных в этой картине, — от открытого веселого хохота до сумрачной усмешки, от злой иронии до задумчивой улыбки. Как и в «писал своих «Запорожцев» с большой любовью и художническим увлечением. Картина эта была ему особенно лично близка выражением в ней силы жизни, изображением людей неукротимых темпераментов. В этих сильных, здоровых, веселых людях чувствовал сеоих предков, своих товарищей по духу: «... я совершенно неожиданно отвернул холст, — пишет он Стасову, — и, шутя, решил взяться за палитру, и вот недели две я положительно без отдыха живу с ними — нельзя расстаться: веселый народ».
Но для
запорожцы были не только веселым народом, но и образами героического, идеализируемого им прошлого. «Никто на целом свете не чувствовал так глубоко свободы равенства и братства», по мнению , как запорожцы. Для тема смеха далеко не исчерпывала содержания картины. Он с возмущением писал, что запорожцы — это не гуляки, а герои, защитники свободы и родины от чужеземцев. Для в этом видении прошлого его героическая поэзия неразрывно сливалась с образом вольного и свободного народа. утверждал, что он и в «Запорожцах имел идею» и что это была идея о том, какие силы, таланты, мужество и благородство обнаруживаются в «моменты проявления всеобщей жизни горожан, ассоциаций, более всего в республиканском строе». Такой вольной казачьей республикой и рисовалась ему Запорожская сечь, «эта горсть удальцов, конечно, даровитейших людей своего времени».как бы переносил в прошлое то, что он хотел видеть в современности, — свои социальные идеалы. И это прекрасное свободное прошлое он изображает поэтически гипертрофированно. Не раз отмечалась гомеричность образов запорожцев в картине и близость их в этом отношении романтике «Тараса Бульбы» Гоголя. Сам это хорошо знал и, возможно, в какой-то мере Гоголем вдохновлялся.
в «Запорожцах» достигает предела не только экспрессивности, но и материальности, объемности передачи фигур и предметов. Достаточно указать хотя бы на фигуру откинувшегося назад казака на бочке на первом плане. Большую рельефность в живописи первого плана трудно представить. Нужен был весь талант и огромный опыт , чтобы данная в таком ракурсе фигура не «вываливалась» на зрителя, не выходила бы иллюзорно за пределы холста, как в диораме.
Как и в других своих исторических полотнах
создавал образы запорожцев, исходя из натуры и зачастую соединяя в одном образе несколько натур. Известен ряд прообразов отдельных персонажей картины. Для писаря был использован историк Яворнинкий, подсказавший сюжет картины. Для образа легендарного атамана Серко был взят генерал Драгомиров, для казака, пускающего, дым из ноздрей, — художник Кузнецов, для толстого казака, хохочущего, упершись в бока, — профессор Петербургской консерватории Рубец, для человека в шапке — коллекционер Тарновский и др. Но в еще большей мере исходил из зарисовок типов казаков во время своих поездок. Они были решающими в создании самих образов старого героического казачества.выбрал очень сложное вечернее освещение. Трудно точно сказать, чем это было обусловлено. Представляется, что тут сыграло роль желание внести в картину некоторое успокаивающее начало. Настроение вечерних сумерек, их умиротворяющая атмосфера лирически умеряют чрезмерную силу экспрессии, весь этот шум непомерного озорного смеха. В свою очередь, вечернее освещение смягчает общую красочную пестроту картины. Как правильно отметила О. Лясковская, при вечернем освещении сохраняется определенность окраски предметов, но отсутствуют рефлексы. Отказ от вечернего освещения и передача этих рефлексов, вероятно, сделали бы колорит картины более богатым и, во всяком случае, более сложным и объединенным в тонких переходах цветов. Но в картине, где сочеталось столько различных цветов одежд и утвари, столько пестрых аксессуаров, сложная игра рефлексов могла бы образовать такое живописное движение, которое в известной мере подавило бы выразительность типов и яркость характеров, психологическое содержание картины. А они были здесь для самым главным. Однако вызванное условиями освещения несколько силуэтное решение фигур на фоне, если и усилило рельеф первого плана, то не дало достаточной связи фигур с пейзажным пространством.
Суждения о живописно-колористических качествах картины в литературе довольно разноречивы. Нельзя не признать, что картина не обладает той бесспорной колористической цельностью, волшебной красотой переливов красок, которые мы видим в первоначальном эскизе. Недаром сам художник так высоко его ценил, считая, что «эта первоначальная композиция все еще конкурирует с моей картиной своей цельностью, жизнью и экспрессиями». Да и вряд ли была возможна такая колористическая цельность в большой картине со столь многими фигурами и сложным внутренним содержанием. Трудно себе представить, чтобы можно было выявить, подчеркнуть яркость ее различных типов, не нарушая в известной мере ее целостности как живописного колористического организма.