Машков Илья Иванович [1881—1944]

Купальщицы. 1911

Описание

Картина «Купальщицы», удивительно яркий и необычный образец живописи одного из первых художников-авангардистов Ильи Машкова, сразу кажется нам знакомой; сам многовековой ритуал купания связывает осязаемой нитью современное и классическое искусство. Однако на этой картине женщины — это не чувственные создания в традиционном понимании. В соответствии с темами стремительной индустриализации и урбанизации, которые занимали Машкова и его современников, эта необыкновенная работа представляет собой в некотором смысле совсем не романтический образ. Женские черты фигур явно преувеличены; это не улыбающиеся нежные красавицы с полотен Дега, погруженные в свой интимный купальный ритуал, за которыми наблюдает восхищенный зритель. Женщины Машкова лишены стыда, они находятся под открытым небом, их нагота оправдана ситуацией, а сухая текстура краски подчеркивает грубую утилитарность их полотенец. Для создания женских фигур Машков использует формы, окружающие нас в повседневной жизни: груди-треугольники, круг вместо живота, ромб в нижней части спины. Таким образом Машков выражает идею непрерывности, что усиливается с помощью тонального повторения, оттенков зеленой травы на белом полотенце, черно-голубого неба, отражающегося в очертаниях фигур и их теней. 

Как и работы, представленные на первой выставке художественной группы «Бубновый валет» в 1910 году, картина «Купальщицы» выполнена в неопримитивистском стиле и представляет собой ключевой образец яркой и красочной новаторской живописи группы, которая обращается к фольклорным источникам, деревянным гравюрам, подносам ручной работы и древним каменным скульптурам. 

В1970 году «Купальщиц» приобрел Сол Броуди — страстный коллекционер произведений искусства родом из Филадельфии. Несомненно, коллекционера привлекала характерная черта произведений Машкова, а именно его смелое использование цветов. Автор монографии о Машкове, И.С. Болотина стремится объяснить многогранность отличительной палитры художника: «[Машков] не ограничивает свои красочные гармонии каким-то узким цветовым набором — его влечет многоцветие окружающего мира. Понять тайну машковского колорита непросто: здесь нет пресловутого общего тона или розыгрыша оттенков близких цветов, которым нередко пытаются объяснять загадку цветового единства; не находим мы здесь и прямого следования каким-либо цветовым сочетаниями, выработанным классическим искусством. Основой колорита служит здесь каждый раз своеобразный цветовой сюжет, некая цветовая пьеса […] («Илья Машков», Москва, 1977, стр. 44).

Вполне предсказуемо, смелые художественные эксперименты Машкова вызывали противоречивые мнения публики. Павел Муратов после выставки 1909 года объявил: «Достаточно сказать, что г. Машкову принадлежат самые нелепые вещи на выставке» («Золотое Руно»-«Утро России», 1909, 31 декабря (13 января 1910 г.), № 70-37, стр. 6); в том же журнале вышла статья о следующей выставке Золотого руна, автор которой заявлял: «Но всех лучше «Натурщицы» И. И. Машкова. Они всяких цветов, кроме того, который попадается в природе - все в синяках и кровоподтеках; одна вишневая, как будто купалась в настойке, и на самом неудобном месте желтый туз, вырезан сердечком. […] Все-таки, они не так безобразны» (Тан. У «Золотого Руна» — «Утро России», 1910, 3 (16) января, № 72-39, стр. 3). Между тем Маковский остается непреклонным в своей похвале: «[…] Среди русских «Матиссов и Ван Гогов» наиболее впечатляющее дарование все-таки — москвич Илья Машков […] Он бесспорно самый сильный и убежденный из наших «революционеров», а если уступает Матиссу и Ван Гогу в четкости красочного рисунка и его умении «гармонировать» диссонансы, которыми поражают французы, то самым «цветом» может соперничать с любым лауреатом крайнего модернизма […]» (Художественные итоги — «Аполлон», 1910, №7, стр. 31-32).