Александр Иванов. 1945. Автор: А. Зотов
Он напрягал все свои способности, чтобы стоять на уровне своего времени, постичь «последние выводы литературной учености», как он выражался. Чтение и обдумывание книг, беседы и переписка с писателями и учеными давали ему богатую пищу для ума.
Живя в Риме,
познакомился с художником Овербеком – главой так называемой «Назарейской школы». Он часто посещал мастерскую Овербека, беседовал с ним о значении и смысле искусства.Назарейцы хотели преодолеть упадок современного классицизма путем возвращения к его первоисточникам — к Рафаэлю и его предшественникам. Но в своей творческой практике они не поднимались дальше преднамеренного наивного подражания классическим - образцам и впадали в слащавую сентиментальность. Творческий путь Иванова и пути назарейцев пошли в разные стороны.
В то время как назарейцы оглядывались назад, видя свой идеал в далеком прошлом.
всем своим существом устремлялся вперед; он мечтал об искусстве, стоящем на уровне передовой современной науки и прогресса.Иванов был популярным в славянофильских кругах, которые хотели видеть в нем выразителя своих идеалов. Он находился в переписке с Чижовым, Шевыревым, Погодиным, подолгу беседовал с теми из славянофилов, которые имели случай посетить его в Риме.
Возвращаясь в Россию, ученые-славянофилы помещали в печати статьи о русских художниках, работающих в Риме, и прежде всего об
.Иванов сходился со славянофилами, главным образом, на почве признания самостоятельности и укрепления русской народной культуры.
Но, вместе с тем, он не идеализировал старую, допетровскую Русь, как это делало большинство славянофилов, и все свои надежды возлагал на просвещение отечества, на его развитие по пути прогресса.
Необходимо сказать о глубокой сердечной дружбе
с Гоголем, длившейся много лет. Их сближало чувство любви к родине, глубочайшие душевные запросы - поиски высших жизненных идеалов, размышления о смысле жизни, о назначении человека. Это была дружба двух гениев, обладавших великой совестью, мучившихся сознанием своего долга перед отечеством, перед народом.Портрет Н. В. ГоголяПортрет Гоголя Н.В.. 1841Дерево, масло, 14 х 12,5Государственный Русский музей работы отличается проникновенностью характеристики. Мягкая, сердечная улыбка, добрые смеющиеся глаза писателя отражают в то же время налет душевной горечи и грусти. Одно выражение незаметно переходит здесь в другое, передавая необычайно сложный духовный облик Гоголя. Кажется, что, взирая на мир, он «смеется сквозь слезы».
Этот небольшой по размеру портрет—самое замечательное и правдивое изображение писателя.
Гигантский замысел Явление мессии НародуЯвление Христа народу (Явление Мессии). 1837—1857Холст, масло, 540 x 750Государственная Третьяковская галерея» требовал глубоких и сложных человеческих образов.
в его картине «В поисках нужных ему типов художник обратился к живой действительности. Он настойчиво искал образ Христа, Андрея, Иоанна, Нафанаила, фарисея, смеющегося еврея. Искал на улице, в купальне, на рынке, в синагоге, среди друзей и знакомых. Имея в виду представить в изображении толпы «все основные возрасты, общественные классы, характеры и состояния человеческие».
добивался разительной силы выражения отдельных типов. Каждая фигура должна была, по его мысли, представлять целый мир со всей своей жизненной судьбой.Многие из его подготовительных этюдов к картине обнаруживают в
великого мыслителя, психолога, раскрывающего всю глубину переживаний человека.Его Иоанн, объятый внутренним пламенем, воспринимается как величественный образ мыслителя и пророка, готового «глаголом жечь сердца людей».
Эта голова заставляет вспомнить «Пророка» Пушкина:
Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился.
Значительную работу проделал
, прежде чем написать раба.Ряд этюдов художника на эту тему говорит о поисках большого, обобщающего социального типа.
По его мысли, раб, прислуживая своему господину, воспринимает слова Иоанна о грядущем избавителе с необычайным оживлением. Его клейменное печатью лицо выражает одобрение, но улыбка раба на этюдах
переходит в жуткую гримасу смеха, свидетельствующую об умственной неразвитости человека.Это моральное растление людей общественной несправедливостью и гнетом, эта внутренняя ограниченность древнего раба вызывают невольное содрогание.
Глубокое понимание внутреннего мира человека, разительная правда выражения ивановского раба олицетворением социального неравенства и приниженности в классовом обществе. Мировое искусство не знает такого потрясающе правдивого изображения придавленного, «обесчеловеченного человека», какое дал русский художник.
В поисках материала для картины
обращался не только к жизни, но и в арсенал старого искусства — к античности и Возрождению. Он сознательно стремился придать некоторым, персонажем своей картины «типы изобретенные Леонардо да Винчи».Многие фигуры и головы в его картине содержат в себе также черты античных статуй.
Подготовительные этюды к картине обнаруживают нередко два первообраза на одном полотне: один, взятый из жизни, другой — из сокровищницы искусства прошлого; живая голова написана здесь рядом с античным слепком,
Несмотря на то, что Иванов стремился соединить эти два начала в одно целое, это разделение идеального и реального в глазах художника, само по себе говорило о многом. Оно говорило о том, что в недрах русского классического идеалистического искусства начала XIX века родился реализм.
Создание больших, обобщающих образов и глубочайший психологизм стали потом отличительной чертой русской художественной щколы. Эта традиция заложенная
, принесла богатейшие плоды в русском искусстве второй половины XIX века.