Айвазовский Иван Константинович [1817—1900]

«Айвазовский». Главы 24-28. 2012. Автор: Андреева Юлия Игоревна

ГЛАВА 24

«Айвазовский человек с талантом. Воду никто так хорошо здесь не пишет. Айвазовский работает скоро, но хорошо, он исключительно занимается морскими видами, и так как в этом роде нет здесь художников, то его заславили и захвалили».

А. Иванов ( из письма родным)

Вот так, казалось бы, пожилой уже человек  Иван Констан­тинович Айвазовский Айвазовский Иван Константинович [1817—1900] Великий русский живописец, маринист, мастер батальной картины. В 1833-37 годах учился в Академии Художеств у  и французского мариниста Ф. Таннера. С 1845 года академик, с 1847 года профессор, с 1887 года почетный член... на старости лет будет окружен наконец детьми и внуками, что может быть прекраснее? Пока же его имения в цветах и роскоши, достойной персидских дворцов, годы напролет ожидают возвращения дочерей с их малышами, казалось бы, вот-вот, еще совсем немного, но то, что кажется, очевидно, подчас неисполнимо на практике. В 1877 году на­чинается русско-турецкая война, которая будет длиться год. Причем на какое-то время Феодосия окажется в эпицентре во­енных действий. Айвазовский будет писать сражения русского и турецкого флотов, стараясь запечатлеть хронику событий. В картине «Великий князь Константин на Сухумском рейде во время минной атаки »он рисует уже современный пароход. Что показательно, наученная горьким опытом Крымской войны, Россия направила средства на укрепление своей боевой мощи в этом неспокойном регионе.

Во время одного из сражений в феодосийский дом Айва­зовского попадают два снаряда, уничтожив часть фасада и разбив в гостиной мраморные бюсты Айвазовского и Пушкина. Слава богу, никого из семьи Айвазовских, согласно до­кументам, в это время не было дома. 2 января 1878 года на съемную квартиру в Петербурге, занимаемую художником Айвазовским, пришла телеграмма командующего войска­ ми Одесского военного округа: «В дополнение телеграммы No 5 доношу, что после 12]/ 2 часов бомбардировка турками Феодосии не возобновлялась, а в седьмом часу броненосцы отошли на запад. В доме Айвазовского бомба пробила две сте­ны и разорвалась в зале».

Айвазовский бессмертный — потому что он уже пережил одну смерть, решили друзья художника.

Но едва только отгремели последние залпы, Айвазовский с семьей сестры, а теперь еще и с любимицей Жанной вернулись в свой дом в Феодосии.

Влюбившаяся в Ивана Лазарева Жанна уже видела себя женой молодого человека, к которому благоволил ее отец, но неожиданно была мягко, но властно отозвана матерью в Одессу и обвенчана с морским офицером Константином Арцеуловым.

Одна только Александра вместе с мужем Михаилом Лампси и сыном Николаем поселяются в Феодосии у Айвазовского. Для их нужд художник выделяет пол своего дома, обещает в будущем отписать одно из имений в Крыму в Баран-Эли, Шейх-Мамае, Роман-Эли, Отузы — любое на усмотрение се­мьи Лампси.

В 1878 году с согласия дочери Елены Латри, сразу же по­ сле войны и ремонта в доме, Айвазовский Айвазовский Иван Константинович [1817—1900] Великий русский живописец, маринист, мастер батальной картины. В 1833-37 годах учился в Академии Художеств у  и французского мариниста Ф. Таннера. С 1845 года академик, с 1847 года профессор, с 1887 года почетный член... привозит в Феодо­ сию трехлетнего внука Михаила Латри, видя в мальчике свое продолжение. Впрочем, мальчика воспитывают слуги, сестра художника и Александра, сам же Айвазовский как обычно в делах и походах. При этом его никак нельзя обвинить в чер­ствости — для Мишеньки он делает все, что возможно, и даже свыше этого, просто не дело известному художнику на склоне лет изображать из себя няньку для малолетки. Обучать своих внуков он будет, и сделает это отменно, мы еще вернемся к этой теме.

В том же 1878 году Айвазовский предпринимает путеше­ствие в Голландию, во Францию и Германию. Во Франкфурте в течение месяца, он написал около десяти картин, из которых получилась отличная выставка. То, что не удалось продать во Франкфурте, Иван Константинович отправляет на выставку в Мюнхен, сам же держит путь в Штутгарт, где в декабре у него запланирована выставка в пользу бедных.

В феврале 1879 года, будучи в Мюнхене, Айвазовский пишет П.Ф. Исееву о молодой художнице Сперехиной, работы кото­рые видел там: «Она уже несколько лет в Мюнхене и сделала большие успехи, заслуживает вполне, чтобы у нас обратили бы (на нее) внимание, и так как родители ее, которые живут у нас в Феодосии, люди небогатые, то было бы большим для нее счастьем, ежели бы из каких-нибудь сумм могли бы уделить ей хотя бы года на два самую незначительную сумму ежемесячно. О ней в прошлом году ходатайствовал наш здешний посланник П.Н. Озеров, но ничего им не удалось, да и неудивительно, ничего из ее трудов не прислали в Академию». Читая такие письма, лишний раз благословишь судьбу, пожелавшую, чтобы Айвазовский родился и вырос в бедной семье, что прочувство­вал на собственной шкуре униженное и часто безнадежное положение человека талантливого, но не имеющего средств заявить о себе, пробить собственную дорогу, добиться чего-то в жизни.

1879 — тяжелый год в жизни Айвазовского. Умирает брат Гавриил, с которым Иван Константинович был очень близок и часто навещал его сначала в Мхитаристском монастыре Св. Лазаря в Венеции, а затем в Париже.

Отчитываясь 30 апреля 1879 года о своей творческой дея­тельности во время поездки за границу П.Ф. Исееву, Айва­зовский пишет: «...знаки ордена Фредерика и грамота по­лучены были мною еще в Штутгарте. За границей я написал несколько картин. Две из них будут выставлены в Париже на обыкновенной годичной выставке, и три картины оставлены мною в Мюнхене для предстоящей международной выставки, которая откроется там 1-го июля этого года. Из заграницы вернулся я 15-го марта и в настоящее время приготовляюсь начать картину, изображающую Христофора Колумба во вре­ мя открытия Америки, довольно значительной величины». Для серии картин на тему экспедиции Колумба Айвазовский специально ездил в Геную.

И вот теперь, продолжая работать как заведенный, из пись­ма Айвазовского к В.П. Гаевскому от 26 августа 1880 года мы знаем, что сразу же по приезде он занялся картиной на тему «Пушкин в Крыму». Иван Константинович воспитывает будущего художника — своего родного внука, гуляя с ним и приучая видеть красоту природы. Старый и малый — соседи то и дело видят их то возле Генуэсской крепости, то на берегу моря, а то и бродящими по узким крутым горным тропкам, на которых ни пожилых людей, ни малолеток из хороших семей днем с огнем не отыскать. Айвазовскому же хоть бы что, он словно не чувствует лет, не отставая от Миши, не мешая ему резвиться во всю мальчишескую удаль, а то и сам подначива­ет. Часто, забрав с собой узелок со съестным, альбомы или блокноты для рисования, они уходят на несколько часов зани­маться любимым делом. Устав, устраиваются в тени, лакомясь пирогами, заботливо собранными в корзинку для пикника, матушкой Миши. Пироги отлично идут с молоком, молоко с турецкими конфетами или домашними леденцами. Впрочем, сладкое у Миши идет в любом сочетании. Вкусно!

Отдыхая от трудов праведных, дед и внук ведут неспеш­ную беседу, мальчик рассказывает о своих друзьях, о щенке, которого Иван Константинович обещал в ближайшее время забрать для внука у соседей. Щенка уже дня три как выбрали из четырех точно таких же коричневатых комочков. Выбрали окончательно и бесповоротно, заранее решив назвать нового члена семьи Рекс. Теперь новое дело: каждый день бегать через дырку в заборе к соседям, интересоваться, насколько за ночь вырос будущий питомец. Уточнять, большим ли вырастит пес? И насколько большим? Миша понимает, что все эти сведения архиважны для деда, и только скромность и нежелание вы­ глядеть перед соседями как какой-то шалопай не позволяют ему тоже лазить через дырку. Поэтому Миша и старается за них обоих, то и дело исчезая из двора Айвазовских в соседские владения, там, где под крыльцом пестует своих деток здоро­ венная серая Сатара. Собаченция неопределенной породы, но с покладистым характером и дивно-красивой разноцветной шерстью.

Захлебываясь, Миша рассказывает о новом щенке, и дед не мешает ему, время от времени задавая вопросы, соглашаясь с необходимостью построить новую будку, выкрасить которую разными цветами обещает мальчик.

Потом они вместе валяются на траве, смотря в небо, ку­паются — любимое занятие старого художника, и когда уже совсем выдохлись, Миша просит дедушку рассказать ему сказку.

Дед — старый волшебник — знает множество интересней­ших историй, да не каких-нибудь, а все о крымской земле. Это волшебные истории, потому что, когда дедушка рассказывает о Ялте, после ничего не стоит упросить его отвести любимого внука в эту самую Ялту, дабы повторить повесть еще раз, но теперь уже на месте. Миша так лучше запоминает. Ну и ис­ купаться там, конечно, как без этого.

Как почувствует маленький хитрец Миша, что дед его но­вую историю в закутках памяти шукает, так и сам задумается, куда еще не ездили они вместе? Ну, ясное дело, чтобы было, где порезвиться, а дедуле важно ходить да на местные до­ стопримечательности показывать. Дед — рассказчик заслу­шаешься. Мише же двойная польза. Ах вот, нашел. Не далее как вчерась новая служанка говорила, будто бы недалеко от ее родной деревни скала приметная возвышается — ка­менная кошка. Нет, не каменная, а окаменевшая. Так Сон - на сказала, точно так. И будто бы даже не кошка, а дьявол, превратившийся кошкой, да и окаменевший в этом образе. Мише хочется быть кошкой, полазить по деревьям, поохо­титься, а какие кошки прыгучие. Но окаменевшей кошкой, да еще и кошкой-дьяволом... Сонна баила, будто бы кошка поднимается ночью, выгибая свою каменную спину, так что лес встает дыбом. Хотя леса там давно уже нет, вычесала его старая каменная кошка, точно лишний пух. Может, про эту самую кошку дедушку расспросить. Не опасно ли будет поехать, да и Сонну свозить, с родными повидаться? Она ведь ничего — новая мамина прислужница, и не ябеда вовсе, и доб­рая, всегда рада с детьми поиграть да сладостями одарить. Решено. Пусть будет про кошку.

—Дедушка? — отрывает Миша Ивана Константиновича от его размышлений. — А ты знаешь про каменную кошку, что в Симеизе?

— Про кошку, деву и монаха? — оживает Айвазовский. — Конечно знаю. Хочешь послушать?

— А правда, что та кошка на самом деле дьявол? — Миша пытается было пойти на попятную, но любопытство сильнее его.

— Правда, внучек. Ну, так рассказывать?

— Рассказывай. — Мальчик поудобнее устраивается, по­ ложив голову на колено Ивана Константиновича, позволяя тому гладить курчавую головку.

— В общем, было дело в скалах Симеиза, тогда еще порос­ ших дикими лесами. И поселился в этих местах старых пре­ старый монах-отшельник, которого люди по незнанию счи­ тали то ли святым, то ли просто мудрым, и время от времени приносили ему свои скромные дары. Кто кувшин молока, кто кусок парного мясца, кто сыр, а кто лепешки.

Только не ведали люди, и давно забыл монах, что на самом деле черна душа его и давным-давно предана в руки нечистого. Люди, что люди... они только знали, что поселился в их горах некто. Монах же то ли от старости, то ли головой об камень сильно треснулся, но начисто позабыл о том, кто он такой, кем был прежде. А был то он кровожадным разбойником, что убивал людей, жег их дома, уводил скот и забирал все их имущество. Очень он любил воровать по селениям красивых девушек, которых либо продавал в гаремы богатым туркам, либо насиловал в своем доме. Был он жесток и мог зарезать человека только за то, что тот неправильно на него поглядел или сказал не то слово. Словом — зверь он был в человеческом обличие, и ничто другое.

Вот только забыл он это. Все забыл и вел себя вполне благо­ пристойно, хотя в душе был все таким же черным и злым. Про­ сто жил один, и особенно срываться ему было не на кого.

Тебе пока все понятно? — Айвазовский тряхнул мальчика за плечо, не спит ли.

— Все, все, продолжай, пожалуйста.

— Ну, так вот. Как я уже говорил, живущие рядом с от­шельником люди считали его святым монахом, который мо­лится за их души, и несли ему подарки. Прознали об этом черт с дьяволом и обиделись. С чего это их верному слуге вдруг в святые одежды рядиться, праведника из себя стро­ить. Думали, думали, как заставить неслуха показать перед людьми свое подлинное личико, и наконец придумали. Од­ нажды в жуткую грозу подошла к пещере отшельника кошка, ну, разумеется, это была не кошка, а дьявол. Заскреблась у шкуры, заменяющей отшельнику дверь, замяукала жалобным голосом. Мяу-мяу...

— Мяу, мяу, — помог дедушке Миша.

— Вот-вот, — Иван Константинович погладил внучка по голове. — Плакала кошка, просилась пустить ее в тепло. Под­нялся со своего ложа монах, вышел из пещеры, забрал кошку, отогрел ее, покормил. И стали они жить вместе. Только не­ долго жили, вскоре рассердился отшельник на свою люби­мицу, схватил ее за хвост и выбросил из пещеры. Улыбнулся такому делу дьявол, радостно потер лапу о лапу черт, по­здравили себя с удачным началом и дальше за «праведника» принялись.

Раз пошел отшельник на море, раз закинул в воду невод, пришел невод с одной водой, во второй раз забросил в море не­ вод и поймал водоросли и камни, в третий раз бросил он сеть в воду, потяжелела сеть. Обрадовался отшельник, тянет-потянет и вытянул девушку чуть живую. Девушка, как ты наверное до­гадался, была чертом.

Быстро расправил монах сеть, вынул девушку, а та вдруг улыбнулась и обняла старика за шею. Тот тотчас вспомнил былое, тоже обнял красотку, повалил ее на песок. А кошка- дьявол за этим делом тут же наблюдала, заклинания мурлыча. Очень уж хотелось нечистой силе, чтобы отшельник из святых снова сделался разбойником и кровь человеческую лил, на ра­дость ада. Только ничего из их задумок тогда не вышло, потому что видевшее все солнце прокляло тут же и кошку-дьявола, и девушку-черта и монаха-оборотня. Ибо нельзя гневаться по­напрасну, негоже блудодействовать. И уж совсем не нужно было доброму солнышку, чтобы вспомнивший свою прошлую жизнь отшельник снова принялся за старое.

Грозно дохнуло на них солнце, и окаменели они на веки вечные, в назидание живущим. Так что те, кто приезжает в Симеиз, по сей день видят стоящего монаха, лежащую перед ним в неприличной позе девушку и наблюдающую за всем этим кошку.

ГЛАВА 25

Твоею кистею волшебной
Ты Рафаэля воскресил
И дар художества, бесценный
На русской почве ты привил,
Прекрасной кистею твоею
Ты все умеешь сотворить,
Все дивно родится под нею,
Ты все умеешь оживить.

П.Е. Делло. Грамматика ( посвящение Айвазовскому) (1867 год)

В то лето Айвазовский Айвазовский Иван Константинович [1817—1900] Великий русский живописец, маринист, мастер батальной картины. В 1833-37 годах учился в Академии Художеств у  и французского мариниста Ф. Таннера. С 1845 года академик, с 1847 года профессор, с 1887 года почетный член... вновь ушел с головой в строитель­ство, решил сделать каменную пристройку к собственному дому, в которой будет размещаться художественная галерея. Все по собственному проекту и на личные средства. Когда- нибудь после его смерти эта галерея перейдет в собственность Феодосии. Когда-нибудь... Айвазовский не любит тянуть да от­кладывать, ему за шестьдесят, мало кто в этом возрасте может сохранять прежний темп работы, Айвазовский же делает все очень быстро. Врачи пугают перспективой дряхлости, в лю­ бой момент может произойти все что угодно, отказать сердце, мозг, и тогда... нет, он не имеет права останавливаться, нужно столько еще успеть. Зал в пятьдесят один аршин длины, во­ семнадцать аршин ширины и одиннадцать аршин высоты был окончен за шесть месяцев почти не прерывающейся работы. Планировка современная и удобная, через балкон из галереи можно пройти в мастерскую и жилые комнаты. Выставочный зал с яркими пурпурными стенами, которые Айвазовский укра­сил картинами, на заднике Иван Константинович написал вид Неаполя.

Открытие картинной галереи состоялось в 1880 году, звуча­ ла музыка. Айвазовский не поскупился, позвав лучших певцов и музыкантов, которых только смог отыскать в Крыму, после осмотра выставки гостей пригласили отобедать.

Хвалебную речь в честь Айвазовского произнес нынешний городничий Феодосии г. Алтухов. Рассуждая о вкладе своего земляка в мировое искусство и безмерной гордости Феодосии за то, что здесь живет и работает ее талантливый сын, Алтухов зачи­ тал постановление феодосийской городской думы — присвоить художнику Айвазовскому звание почетного гражданина города Феодосия. В честь Айвазовского улица, на которой он родился, будет теперь носить его имя, а от его дома в самом скором времени протянется бульвар Айвазовского. Когда городской глава под­ нял свой бокал, произнеся: «Да здравствует славный художник и доблестный гражданин наш Иван Константинович Айвазовский на многие лета!» — гости устроили овацию.

После того как все тосты были произнесены и кушанья съе­ дены, Айвазовский повел своих гостей на прогулку. В саду у дома, скрытые за цветущими кустами диких роз и желтой акации, устроились музыканты, которые, меняясь, играли в честь художника и его гостей день и ночь. А в небе Феодосии сверкал фейерверк. В центре сада был установлен большой фотографический портрет Айвазовского, украшенный гир­ляндами из цветов, и тут же полыхали огнями три сплетенные в вензель буквы «И», «К», «А» — инициалы художника.

Ночью бравурная музыка сменилась нежными итальянски­ми серенадами, и света от небольших развешанных по саду фонариков было столько, что можно было гулять хоть до рас­ света.

После праздника Айвазовский дал в газеты объявление об открытии галереи и о том, что готов брать на обучение живо­писи одаренных молодых людей.

Всю зиму Иван Константинович получал письма от начи­нающих и уже состоявшихся художников, которые мечтали обучаться именно у него. Некоторые из будущих учеников уже сейчас учились в Петербургской Академии художеств, тем не менее они были готовы оставить обучение в столице в надежде на благосклонность феодосийского метра. Осенью залы галереи были заполнены приехавшими в Феодосию молодыми людь­ми. Ученики старательно копировали картины Айвазовского, вместе с ним выбирались на природу, где писали этюды. Или просто наблюдали за тем, как работал их знаменитый учитель. Но угнаться за ним было не под силу даже самым бойким и любящим свое дело художникам, потому что Айвазовский не просто быстро работал, но закончив одно дело, тут же прини­мался за другое, потом за третье. Никто не видел его праздным. Если Айвазовский просто сидел и смотрел на море, все пони­ мали, что за вялой спокойной позой на самом деле скрывается напряженная работа мысли. Иван Константинович знал море в мельчайших его проявлениях, мог говорить с морем, понимая его язык. Ходили слухи, будто бы Юлия Яковлевна оттого и ушла от мужа, что не могла мириться с его разговорами с волнами.

Айвазовский не требовал подобной самоотрешенности от своих учеников, но попробуй явиться на занятие после ночной гулянки в ближайшем кабаке, вяло переставляя ноги и думая только о том, чтобы забраться в постель, когда рядом с тобой вдохновенно пишет метр. Попробуй побездельничать, когда он в трудах и заботах? Попробуй проваляться в кровати до десяти утра, когда Айвазовский начинает работу с восьми и пишет без остановки до двух часов дня. Трудно. Воистину, даже с Брюлловым было легче, тот хоть сам отдыхал и другим не мешал. Поэтому в результате рядом с Айвазовским оста­вались только люди, фанатично преданные избранной про­фессии. После обеда Иван Константинович делает наброски для следующей картины, пишет письма, разбирает сделанные ранее этюды. А впереди лондонская выставка.

Кроме заказанных картин и работы в галерее, Айвазовский сотрудничает с журналом «Иллюстрации» — прицел на бу­дущее — если туда будут брать работы его учеников, в Пе­тербурге с большим пониманием отнесутся к деятельности профессора без жалования.

«...Мое искреннее желание, чтобы здание моей картинной галереи в городе Феодосии со всеми в ней картинами, статуями и другими произведениями искусства, находящимися в этой галерее, составляли полную собственность города Феодосии, и в память обо мне, Айвазовском, завещаю галерею городу Фео­ досии, моему родному городу...» — в трезвом уме и твердой памяти Иван Константинович составляет свое завещание.