Этот таинственный Доу. 2002. Автор: Деменьтьев А.
Вскоре после триумфальной победы русской армии над Наполеоном император Александр I задумал создать военную галерею в Зимнем дворце, где были бы представлены портреты русских прославленных полководцев Отечественной войны 1812 года — Кутузова, Барклая-де-Толли, Багратиона, Раевского, Тучковых, Кутайсова, Дохтурова, Ермолова, Неверовского и многих, многих других славных сынов России. Более четырехсот! Автором всех портретов, ставших порой единственными изображениями героев 1812 года, был замечательный английский художник Джордж Доу (Пушкин называл его "Георг Дау"), ныне почти забытый у себя на родине в Англии, да и в России. Кроме специалистов, мало кто помнит это имя. Еще меньше тех, кто что-нибудь знает о его жизни и творчестве. А между тем "дивный карандаш" этого художника некогда так восхищал Пушкина, а позднее и юную Марину Цветаеву.
...Толпою тесною художник поместил
Сюда начальников народных наших сил,
Покрытых славою чудесного похода
И вечной памятью двенадцатого года.
А. Пушкин. "Полководец"
ПОЧЕМУ ИМЕННО ДОУ?
Со стен «военного зала» Эрмитажа с сотен поясных портретов (лишь некоторые написаны в рост) на вас смотрят красивые мужественные лица, «полные воинственной отваги», как сказал о них Пушкин. На груди, переливаясь, словно плавясь на свету, горят высокие награды родины, муар орденских лент, золотое шитье мундиров, аксельбантов, эполет... И все это
. Писал он масляными красками, размашистыми сочными мазками, писал легко, изящно, виртуозно. Портреты получались живыми, поразительно похожими на оригинал. Художник прекрасно чувствовал объем, цвет, ловил малейшие волнения души и все это быстро переносил на холст.Но почему портреты русских полководцев, национальной гордости русской армии, нарисовал по заказу Александра I художник-иностранец, специально для этого приглашенный из Англии, а не русский портретист, каких в России тогда было немало? Достаточно сказать, что в расцвете сил находились П. Ф. Соколов, В. А. Тропинин, братья К.П. и А.П. Брюлловы, О.А. Кипренский, В.И. Мошков, Р.М. Волков и еще по крайней мере полдюжины первоклассных мастеров, вышедших из школы Рокотова, Левицкого, Боровиковского.
Трудно представить, что у российского монарха было предубеждение против отечественных портретистов, чьи таланты высоко ценились в Европе, а сам Александр только что восторгался картинами русских художников. "Лейпцигское сражение" В. И. Мошкова (1815 год), на переднем плане большого полотна — Александр I и Барклай-де-Толли верхом на лошадях. Именно после этой работы Мошков становится академиком живописи. Или "Портрет Александра I" художника Р. М. Волкова. Император в рост, волосы гладко зачесаны, виски колечками, на груди Андреевская звезда и лента, орден Георгия в петлице. Портрет нравится государю (на нем он "сходнее прочих") и он "Высочайше жалует" художнику громадную сумму — семь тысяч рублей.
И тем не менее выполнение специального императорского заказа было поручено иностранному художнику. Не странен ли такой поворот событий? Ответ на вопрос, скорее всего, надо искать в политике, которая оказалась важнее патриотизма.
В 1818 году в небольшом городке Ахене (месте коронации германских королей), на стыке Франции, Германии и Бельгии, собрались главы союзных стран в войне с Наполеоном, чтобы утвердить новые границы в Европе. Благодаря победе при Ватерлоо в этой встрече участвовали и представители Англии, вместе с которыми в Ахен прибыл молодой художник-портретист
. Незадолго до того он написал портреты английских генералов, отличившихся в битве (среди них — портрет фельдмаршала Артура Веллингтона), а в Ахен прибыл для увековечивания важных особ, военных и дипломатов.Хотя атмосфера встречи была дружественной, в воздухе витал и ощущался дух исключительной роли Англии в окончательном крушении Наполеона. И некоторые основания были. Ведь это они, англичане, поставили последнюю точку в судьбе Бонапарта. Это они пленили его после Ватерлоо, и они же на своем корабле и под своим конвоем отправили его в последнюю ссылку на остров Св. Елены в южную Атлантику — подальше от Европы. Англичане успели многое сделать и для увековечения своей победы: на холме Сен-Жен при Ватерлоо, где располагалась ставка Веллингтона, они возвели Памятник победы, а в европейских столицах провели выставки портретов своих героев кисти Джорджа Доу.
Александр I конечно же был наслышан о Доу (тем более, что в Ахене тот писал портреты и его сподвижников) и уловил новое веяние. Возможно, работы Доу и натолкнули российского императора на мысль о создании портретной галереи своих полководцев. Но, пожалуй, более основательной можно считать другую версию. Полагая себя, Россию, свой народ главным победителем Наполеона, Александр I решил создать галерею русских полководцев 1812 года, подобную английской, и для выполнения этой работы пригласить Джорджа Доу, чтобы та же кисть, которая прославила героев Англии, прославила и русских героев, и Россию перед Европой и всем миром.
Условия были предложены "королевские", и маэстро, зная о России лишь понаслышке, без колебаний принял предложение российского монарха и не мешкая отправился в путь. Выехав из Лондона в январе 1819 года, художник заехал в Германию, в Веймар, к Гёте, написал его портрет и двинулся дальше. Весной того же года
очутился в "дальней дали", в столице России Санкт-Петербурге.Что мы знаем об этом художнике?
Доу родился в Лондоне в 1781 году в семье гравера и с ранних лет готовился унаследовать профессию отца, интересную, почетную и довольно "хлебную". Он учится в лондонской Академии художеств, получает звание свободного художника, но вскоре отходит от семейного ремесла, берется за крупномасштабные полотна на мифические и библейские сюжеты. И вот первая награда. В 1804 году Доу получает большую золотую медаль лондонской Академии художеств за картину "Бешенство Ахиллеса при вести о смерти Патрокла" (по мотивам "Илиады" Гомера). Вскоре от той же Академии он получает еще одну высшую премию за картину "Сцена из Цимбелина", а следом такую же награду — за картину "Ноэминь". Доу становится известным, его знают в Англии и Европе. Казалось, поймав удачу, можно было продолжать работать в этом же направлении.
Но не таков Доу. Заметив в себе дар портретиста, решительно меняет жанр. Отныне он пишет только портреты. Тонко чувствуя политическую конъюнктуру, Доу создает прославившие его портреты коронованных особ, а затем и участников сражения при Ватерлоо.
НА ПУТИ К СЛАВЕ
И вот Доу в России. Один из залов Зимнего дворца был отдан ему под мастерскую, и художник сразу приступил к работе. Надо сказать, что столичными художниками и интеллектуальной элитой России приезд Доу был встречен крайне враждебно. Они считали оскорбительным для России, что создание галереи русской славы поручено неизвестному в России иностранному живописцу.
Доу работал на одном дыхании, быстро и неистово. Каждые три-четыре дня появлялся очередной портрет. Современники отмечали, что художник мгновенно схватывал суть образа, и вскоре портрет становился узнаваемым — сходство было поразительным, и это всех удивляло.
Ему позируют живые герои, а погибших и умерших к тому времени он пишет по сохранившимся в семьях изображениям и рассказам очевидцев. Порой Доу приходилось покидать столицу в поисках удачных изображений или описания облика героя со слов родных и близко знавших его. Так, для создания портрета Барклая-де-Толли, которого к тому времени уже не было в живых, пришлось изучить четыре имевшихся портрета кисти разных художников: Карделли (1809 год), Вендрамини (писавшего генерал-фельдмаршала дважды — в 1809 и 1812 годах) и Зенфа (портрет, созданный с натуры в 1816 году и, по свидетельству очевидцев, очень похожий на фельдмаршала, и гравюра с него). Поэтому за основу и был взят портрет кисти Карла Зенфа, художника и гравюриста, профессора Дерптского университета. (Кстати, замечательный портрет Барклая-де-Толли, исполненный Джорджем Доу, вдохновил А. С. Пушкина на создание гениального стихотворения "Полководец".)
Доу работает как высочайший профессионал, продолжая сохранять свой стиль и изящную манеру письма. Поражает обилие ракурсов — фас, сбоку, сзади с поворотом тела, головы; разный взгляд — вверх, вниз, вбок. Вскоре, однако, Доу понял, что исполнить гигантский труд ему не по силам, и запросил помощи. Художники с именем отказались от предложения, и тогда в помощь маэстро были предложены юные даровитые художники — Гейтман, Тон,
, а вскоре и Поляков, искусный крепостной художник, выкупленный на два года в мастерскую Доу за 800 "крепеньких" (рублей) у костромского помещика генерала Корнилова. (Впоследствии Александр Поляков получил вольную и стал свободным художником.) Однако, не поделив что-то, двое первых вскоре покинули маэстро.Но Голике и Поляков надолго связали свою судьбу с Доу, став для него незаменимыми помощниками. За годы работы с Доу они так усвоили манеру и стиль своего патрона, что могли заменять его во время недомоганий и болезней, дорабатывая не законченные им портреты. Копии
и Полякова с оригиналов Доу были неотличимы от подлинников и делались по его просьбе для зарубежных выставок, которые проходили в Варшаве, Мюнхене, Вене, Париже и других городах Европы. Но все равно они оставались "изделиями" Доу. На них ставили "знак" Доу и тем приравнивали к подлинникам.Куда потом девались копии, остается загадкой и поныне. Очень может статься, что часть полотен Доу в Эрмитаже вовсе и не Доу, а
и Полякова, но эта тайна, скорее всего, не будет раскрыта никогда. В отличие от лучших в Европе итальянских копиистов, работавших независимо от автора и другим инструментом, включая краски, холсты и кисти, у Доу и его помощников все было одинаковым и общим. Даже Пушкин, любивший и понимавший живопись, будучи с Дельвигом летом 1827 года на выставке картин на Невском у дома Таля, высказал ему свое мнение об искусстве копиистов: "...Хм! Кисть, как перо: для одной — глаз, для другого — ухо. В Италии дошли до того, что копии с картины до того делают похожими, что, ставя одну оборот другой, не могут и лучшие знатоки отличить оригинала от копии. Да, это как стихи, под известный каданс можно их наделать тысячи, и все они будут хороши..."Сведений, что Поляков и Голике писали с натуры, нет. Это делал только сам маэстро. Основной работой его помощников были аксессуары: мундиры, ордена, наградные ленты, пояса, пуговицы, ранты, эполеты и только иногда — части фигуры, лица и рук.
Уже через год, в 1820-м, — первая большая выставка в Санкт-Петербурге — и ошеломляющий успех. Безвестный дотоле в России художник из Англии теперь популярен, моден. Он завален заказами от самых знатных лиц столицы. Портреты невероятно дороги — по 800-1000 рублей, что в 9-10 раз выше, чем платили другим художникам. Иметь в семье портрет кисти Доу стало престижно, модно.
Выставки следуют одна за другой. К 1827 году Доу состоял членом Петербургской и Лондонской академий художеств, был избран в Венскую, Флорентийскую, Парижскую, Мюнхенскую, Дрезденскую и Стокгольмскую академии. Галерея Уффици в Италии запрашивает его автопортрет в свой Зал знаменитостей. Посылать было нечего. Доу не написал автопортрета, и, казалось, мы навсегда могли лишиться возможности увидеть, каким был художник. К счастью, портрет Доу появился в кисти другого работавшего в России английского художника и гравера, Томаса Райта, с оригинала неизвестного художника. Похоже, что этот портрет Доу был сделан после запроса из галереи Уффици и даже, возможно, после отъезда художника из России.
ТРИУМФ
День 25 декабря 1826 года стал большим триумфом для художника. В присутствии императора Николая I, его семьи и ближайшего окружения, большой группы прославленных генералов, изображенных на портретах Доу, зарубежных гостей и культурной элиты столицы состоялось официальное открытие постоянно действующей "Военной галереи" Зимнего дворца. 332 портрета героев Отечественной войны 1812 года и 12 лепных венков за самые блистательные победы русской армии в войне с Наполеоном были представлены присутствующим. Части войск петербургского гарнизона торжественным маршем прошли по площади мимо Зимнего дворца. Самоотверженный труд художника был отмечен высокой наградой Российской империи. А вскоре он получил звание "первого портретного живописца Его Императорского Величества".
Популярности Доу в России очень помог прибывший следом за маэстро его племянник Генрих Доу, превосходный гравер, выполнивший большое количество гравюр с портретов, созданных дядей. Мягкость линий, глубина картины, тонкая игра света, точная экспрессия и документальность оригинала — все это было у Генриха Доу. Ведь английская гравюрная школа с ее давними традициями вместе с германской, следовавшей от Дюрера, считалась лучшей в Европе.
Мы мало знаем о жизни Доу в России. Но вот о характере мэтра кое-что известно. Он был скуповат, любил деньги, но скромен в тратах, трудолюбив. Заказов принимал больше, чем мог выполнить. Стараясь все успеть, Доу зачастую жертвовал качеством, и тогда его небрежность была видна даже неспециалистам. Но он быстро брал себя в руки и старался не допускать подобных послаблений, — и вновь оказывались на высоте его рвение, талант и мастерство.
Девять лет в России — и более 400 полотен (а с неучтенными сторонними — больше 500), несмотря на частые недомогания и болезни. И хотя известно, что не все портреты Доу исполнял один, весь художественный процесс, весь внутренний механизм творения образа и львиная доля физического труда ложились на плечи самого мастера.
Да, портреты Доу зачастую чересчур парадны, в них нет того тонкого психологизма, которым покоряют работы русских портретистов. Все так, но надо понять и художника. Доу, как уже говорилось, прежде создал портреты героев Ватерлоо. Надо сказать, что Ватерлоо далось Англии не просто, за эту победу она заплатила жизнями 20 тысяч своих подданных. И уже поэтому акцент отваги, героизма на портретах героев битвы был оправдан. Знакомство художника с военной историей России привело его к осознанию величия культа боевого русского офицера, солдата, генерала. Русские генералы, как ни в одной армии мира, часто шли в атаку, в бой в одной стрелковой цепи с солдатом. Честью было умереть на поле боя. Доу знал, что прославленные русские полководцы, будучи уже генералами, получали на поле боя тяжелейшие ранения: Кутузов — два в голову, Барклай-де-Толли — в ногу и руку, Багратион — тяжелое в ногу, Дохтуров и Раевский с двумя ранениями оставались на поле боя и продолжали командовать сражением.
Доу заочно полюбил своих героев, в их портретах он хотел оттенить черты доблести, мужества и решимости победить врага.