Казимир Малевич. 1986. Автор: А.С. Шатских
В школе
встретился с (1873 — 1943), известным в истории русского искусства под псевдонимом Клюн. В первые московские годы именно он был ключевой фигурой для будущего авангардиста. Сближение двух рерберговских воспитанников произошло поначалу на почве определенного биографического параллелизма. родился во Владимирской губернии в крестьянской семье. Когда ему исполнилось восемь лет, отец получил место на сахароваренномзаводе в селе Каменка на Украине, куда и отправился со всеми домочадцами; в 1885 году семья переехала в Киев. В 19 лет Клюн поступил работать на сахароваренный
завод в Воронежской губернии, однако через несколько месяцев присоединился к семье своего дяди-офицера, служившего в Польше. Его художественное образование началось в варшавской школе Общества поощрения художеств. В 1894 году
окончательно поселился в Москве у родителей, поступил на службу в казенное присутствие (чиновником он был до самой революции), в 1903 начал заниматься у и продолжал обучение до 1908 года.Знакомство вскоре перешло в тесное общение, настолько тесное, что
, перевезя семью в Москву, обосновался в доме . Младшая дочь Ивана Васильевича, Серафима, вспоминала, что за комнату не платили, более того, отцу нередко приходилось безвозмездно ссужать своих квартирантов небольшой толикой денег на пропитание. Отсутствие денег — постоянный фон повседневного существования художника; относительное благополучие длилось не более двух-трех лет в середине 1920-х годов. За всю свою жизнь не получил и части той суммы, в которую сейчас оценивают один его рисунок (десятки тысяч долларов), не говоря уж о живописи, стоящей миллионы. К несчастью , он продолжил романтическую традицию XIX века — «непризнанный гений, умерший в нищете». В этом, конечно же, сказался «хронологический провинциализм» России — в XX веке во всем остальном мире ситуация изменилась: только рано ушедший из жизни Модильяни чуть-чуть не дожил до материального измерения славы, а другие великие собратья — Матисс, Пикассо, — были не только знамениты, но и баснословно богаты.Исследуя и сравнивая творчество
и во второй половине 1900-х годов, нельзя не увидеть их общности и нельзя не признать ведущую рольв первые годы дружбы. Да это и не удивительно: Иван Васильевич был на пять лет старше, в московской художественной среде был своим, участвовал в солидных выставках. Работы с их аллегорическим подтекстом и ясно выраженной стилистикой модерна обнаруживали всепоглощающее увлечение голуборозовской стихией, где господствовали томительные настроения, сумеречные состояния, тяга к несказанному, невыразимому, стремление к декоративной музыкальности композиций.
Сходные черты носили многие работы
тех лет. Особенно полно выразились они в цикле, получившим название Эскизы фресковой живописи (1907, ГРМ).Символистские картины
, , братьев по своему характеру приближались к живописному панно, стенной росписи, гобелену, то естьстремились к монументально-декоративному воплощению. Эскизы фресковой живописи всецело вписывались в эту тенденцию. В них впечатляет общее золотистое сияние колорита, умело достигнутое с помощью «иконной» техники, темперной живописи; однако в стилистическом строе — симметрии, аппликативности, ритмичности, декоративности — несколько назойливо дает себя знать линейно-орнаментальная вычурность, свойственная расхожему модерну. Много приторности и в сусальных сюжетах: толпы худосочных нагих праведников с нимбами слащаво-нелепы до пародии, однако художник никак не замечал этого. Будущего сурового супрематиста предвещает только формат этих работ — они все тяготеют к правильному квадрату (квадратный
формат, как известно, один из самых сложных для живописцев).
К религиозным сюжетам примыкает гуашь ПлащаницаПлащаница. 1908Бумага, гуашь, 23,4 х 34,3Государственная Третьяковская галерея (1908, ГТГ) — эффектная узорчатость роднит ее с работами народных мастеров. Замысел «фресковых эскизов» в большой степени был инспирирован , большим ценителем и знатоком древнерусской архитектуры и иконописи; следует, однако, отметить, что впечатления от творчества и личности друга претворялись в сугубо индивидуальном ключе, ибо у самого Ивана Васильевича религиозных сюжетов не было, в силу, быть может, определенной ортодоксальности; его больше привлекали романтизированно-мистические темы.
Вместе с напыщенно-претенциозными Эскизами фресковой живописи в творчестве СвадьбаСвадьба. 1907», «Отдых. Общество в цилиндрахОтдых. Общество в цилиндрах. 1908Бумага, гуашь, акварель», «Купание», «Эротический мотив». Уже по названиям можно ощутить заряженность этих работ несколько иными эмоциями и настроениями, нежели благостность райской жизни засушенных святых. Эротизм и эстетизированная физиологичность, восходившие к творчеству Обри Бердсли, предтечи европейского модерна, в России получили особенное распространение в графических миниатюрах и рисунках, в избытке переполнявших художественные журналы. Технически сложные работы - гуашь, акварель, карандаш, тушь, белила — в какой-то степени примыкали к ним, но в творчестве недавнего курского дилетанта присутствовали черты, выдававшие его несомненную близость к подлинно наивному, примитивному искусству, искусству городских низов, преимущественно в лубочном его изводе. Это не было изысканное, артистичное использование выразительных приемов настоящего примитива, которое свойственно, к примеру, великолепным работам . И «Эскиз фресковой живописиЭскиз фресковой живописи. 1907Картон, масло, 71.5x69.3Государственный Русский музей», и «Купание» отличаются смертельной серьезностью и настоящим пафосом, в одном случае благолепным, в другом зло издевательским, неприемлемым для игровой стилистики примитивизма. Однако ирония и самоирония, дистанцирование, остранение немыслимы для подлинно наивного мастера — этих черт и в помине нет в странноватых символико-аллегорических «лубках» 1907-1908 годов.
1907-1908 годов присутствовал другой жанр, противоположный по смысловому звучанию, но сходный по стилистическим приемам. Та же орнаментальность, симметрия, узорчатость, ритмичность, плоскостность определяли формальный строй таких работ, как «Древо жизни» (Русалки), «