Казимир Малевич. 1986. Автор: А.С. Шатских
Элементы символики и модерна привлекали художника вплоть до конца 1900-х годов. В 1909 году он исполнил литографии с мрачно-мистическими театральными сценами из нашумевшего спектакля Леонида Андреева Анатэма, они послужили иллюстрациями к альбому, выпущенному к десятилетнему юбилею Московского Художественного театра. Это был очень престижный заказ, и здесь также кроется неразгаданная по сей день загадка: почему, как и через кого никому неведомый художник получил предложение.
В 1909 году
вступил во второй брак, его избранницей стала детская писательница Софья Михайловна Рафалович (ум. 1925). Дачный поселок Немчиновка, где у тестя-врача был дом, превратился для художника в самое дорогое место на земле — с конца 1900-х годов и до конца жизни все свободное время он старался провести в Немчиновке и ее окрестностях.На первой выставке общества Московский салон, одним из учредителей которого был
, экспонировал 24 работы, больше, чем кто-либо — у самого было десять; по сути дела, для это была выставка на выставке. По составу представленных работ можно убедиться в том, что в 1911 году высоко ценил свои символико-модернистские композиции — впоследствии же он никогда их не выставлял и не афишировал, поскольку для них не находилось места на проповедуемой им линии развития современного искусства «от импрессионизма до супрематизма».Отношения
и знали разные периоды, иногда между ними возникала резкая полемика, выплескивавшаяся в печать, однако все конфликтные эпизоды были кратковременными и не оставили сколько-нибудь заметного следа. Напротив, уважение, привязанность и непреходящая очарованность обликом и личностью отразились в беспрецедентном ряде работ , спаянных особым единством.Портреты друга-соратника, исполняемые на протяжении всей биографии, сложились в своеобразный цикл: первый из них относится к 1907, последний — к 1933 году. В Эскизах фресковой живописиЭскиз фресковой живописи. 1907Картон, масло, 71.5x69.3Государственный Русский музей есть один необычный сюжет -- на фоне все тех же курьезных небожителей фронтально распласталось изображение романтического персонажа, напряженно вглядывающегося в зрителя. Большой артистический бант, с которого шнурком спускаются буквы «КМалев», не оставляет сомнений в том, что изображенный персонаж — художник; композиционно же эта работа схожа с одним из наиболее известных автопортретов , исполненным гуашью на рубеже 1900-1910-х годов. Поэтому данный Эскиз чаще всего именовали АвтопортретомЭскиз фресковой живописи. Автопортрет. 1904Холст, темпераГосударственный Русский музей.
Однако живописец с бантом — не собственное изображение, а портрет друга, Ивана Васильевича Клюнкова. Давняя уверенность автора настоящих строк в такой атрибуции года два назад получила убедительное подтверждение: всплывший на одном из европейских аукционов подготовительный рисунок к данному эскизу так и назывался «Портрет И.В. Клюнкова».
Надо отметить, что «АвтопортретЭскиз фресковой живописи. Автопортрет. 1904Холст, темпераГосударственный Русский музей» (на фоне красных фигур), подаренный Костаки Третьяковской галерее, не случайно казался родственным портрету из Эскизов фресковой живописи, и там на квадратном поле представлено погрудное фронтальное изображение героя с напряженным буравящим взглядом. Это само по себе знаменательно: , по всей видимости, на самом деле видел в своего alter ego. В начале 1910-х годов их позиции по отношению друг к другу резко поменялись: стремительное развитие , в два-три года вошедшего в «режущую кромку» русского авангарда, привело к тому, что теперь Юнон оказался под его влиянием, стал ведомым, а не ведущим. Это повлекло за собой неожиданные последствия: сыграл роль своеобразного крестного отца для своего старшего друга. Добропорядочный чиновник , занявшись формотворческими экспериментами, по логике событий оказался участником скандальных выставок, однако ему очень не хотелось, чтобы строгое начальство узнало о его в высшей степени предосудительном поведении — ведь последствия могли быть самыми плачевными для семьи. Посему на свет появился выразительный псевдоним « ». Несколько предваряя изложение, отметим, что в жизни был и второй подобный случай «художественного крещения» — в 1920 году в результате общения с ним художник , ревнитель национальной еврейской культуры, превратился в Эль Лисицкого, художника-новатора европейского масштаба.
Внешность
— правильные черты благолепного лица, обрамленного русой бородой и усами, — начиная от Эскизов фресковой живописи превратилась для в своеобразный канон, тяготевший не к лицу, но лику. Подспудно здесь сказалось, надо думать, и личность Клюна, истово верующего человека. Следующий Портрет Ивана Васильевича Клюнкова (1912) впервые был выставлен на Пятой выставке «Союза молодежи» в Санкт-Петербурге и воспроизведен в журнале Огонек (1913, № 1).Знаменательно, что в 1927 году в Берлине он экспонировался под названием Православный (авторская надпись на обороте) — после этой выставки картина была утрачена.
Иконографические черты Портрета Ивана Васильевича Клюнкова (Православного) легли в основу кубофутуристического шедевра Усовершенствованного портрета строителяУсовершенствованный портрет строителя (Портрет И.В.Клюна). 1913Холст, масло, 70 x 112Государственный Русский музей» (Портрет И.В. Клюна), написанного в 1913 году. Помимо живописного создал нескольких графических вариантов портрета. Очевидно, этот образ отвечал какому-то глубинному самоощущению, самоосознанию Клюна, поскольку в его собственном творчестве также появился кубофутуристический «АвтопортретАвтопортрет с пилой. 1914Холст, масло, 71 х 62Астраханская государственная картинная галерея им. П.М. Догадина» (1915-1922), использовавший элементы, детали, атрибуты репрезентативной картины : пилу, срубы.
, «В постсупрематическом творчестве
лик-лицо Клюна трансформировалось в Голову крестьянина, схематизированное до базисных черт изображение, не скрывающее своего следования иконописным прообразам.Возврат к фигуративности и языку реалистического искусства, произошедший в творчестве портретПортрет И.В.Клюна. 193331 x 28Частное собрание в темной сине-зеленой гамме, но с теми же пронзительными светлыми глазами.
в конце 1920-х — начале 1930-х годов, также отразился на его постоянном жанре: последним изображением Клюна стал