Казимир Малевич. 1986. Автор: А.С. Шатских
Ивану Васильевичу выпала горестная честь создать последние земные портреты своего великого друга: рисунок с умирающего художника был сделан за два часа до кончины; позже Клюн запечатлел
на смертном одре.ВХОЖДЕНИЕ В СРЕДУ АВАНГАРДИСТОВ
Долгое замедленное развитие, во время которого происходило подспудное накопление живописного опыта, сменилось у
годами, насыщенными поразительными художественными новациями, плотно следующими друг за другом. Год шел за пять — как вообще в русском искусстве, где совмещение, взаимопересечение разнообразных, подчас взаимоисключающих тенденций было повсеместным и плодотворным явлением. Вожак молодых бунтарей пригласил на первую выставку «Бубнового валета» (декабрь 1910 — январь 1911); с тех пор он регулярно участвовал в эпатажных выставках левых живописцев.Гуаши рубежа десятилетий — «Женский портрет», два Автопортрета, «Человек в острой шапке«, Натюрморт, — энергичные, экспрессивные, с упругой контурной обводкой и мощной цветовой лепкой уплощенных объемов, — говорят о возникновении новых качеств в живописи молодого художника.
Первая половина 1911 года для
была богата на публичные смотры: помимо выставок в старой столице, он выступил вместе с группой москвичей на третьей выставке петербургского «Союза молодежи» (апрель-май). Сближение с петербуржцами послужило для него прологом будущих существенных событий.На следующей московской выставке, собранной все тем же неутомимым
и получившей шокирующее название «Ослиный хвост» (март-апрель 1912), экспонировал более двух десятков работ; большинство из них сохранились. Анализируя в конце жизни собственную биографию, художник говорил о двухуровневом развитии изобразительного искусства. К первому он причислял произведения профессиональных, ученых мастеров, ко второму — народное творчество в разнообразных его проявлениях. Себя он объявлял безусловным сторонником «крестьянского искусства», подчеркивая стройную логичность своего пути: «Я остался на стороне искусства крестьянского и начал писать картины в примитивном духе. Сначала, в первом периоде я подражал иконописи. Второй период был чисто «трудовой»: я писал крестьян в труде, жатву, молотьбу. Третий период: я приблизился к «пригородному жанру» (плотники, садовники, дачные места, купальщики). Четвертый период — «городской вывески» (полотеры, горничные, лакеи, служащие)».всегда стремился выстроить картину собственного творчества по восходящей прямой, словно желая убедить и себя, и зрителя в своем последовательном прогрессивном движении «от» и «до». Однако сопоставив его слова с реальными фактами, все же приходится констатировать, что по крайней мере три периода, отмеченные автором как поочередные, существовали на самом деле в едином пространстве и времени: на «Ослином хвосте» работы «трудового», «пригородного» и «вывесочного» жанров были показаны одновременно, причем вперемешку, без какого-либо объединения по специфическим темам.
И, действительно, для «Аргентинской ПолькиАргентинская Полька. 1911Частное собрание» (частное собрание, Нью-Йорк), «ПровинцииПровинция. 1912Бумага, гуашь, 70 х 70Городской музей Амстердама (Stedelijk Museum) Музей Стеделек» (Стеделик музеум, Амстердам) и прочих работ вдохновлявшими образцами были произведения фольклорного искусства — вывески, лубки, росписи подносов. Все картины были сюжетно-бытовыми: так, устремляется к воде неуклюжий «КупальщикКупальщик. 1911Холст, маслоГородской музей Амстердама (Stedelijk Museum) Музей Стеделек» (Стеделик музеум, Амстердам) с ластоподобными конечностями; оплывший книзу «СадовникСадовник. Холст, маслоГородской музей Амстердама (Stedelijk Museum) Музей Стеделек» (Стеделик музеум, Амстердам) окаменел, как памятник самому себе, а «ПолотерыПолотёры. 1911—1912Бумага, гуашь, 77.7 x 71Городской музей Амстердама (Stedelijk Museum) Музей Стеделек», напротив, лихо изогнуты в трудовом раже. Неимоверная сила цвета, его красочная интенсивность словно деформируют своим брутальным напором рисунок и композицию.
Не только с точки зрения академических канонов, но и с точки зрения здравого смысла не может быть таких анатомических аномалий в человеческих фигурах, каковые наблюдаются у Купалыцика или «ПолотеровПолотёры. 1911—1912Бумага, гуашь, 77.7 x 71Городской музей Амстердама (Stedelijk Museum) Музей Стеделек». Однако напряженно и трудно нащупывал ту истину, которую впоследствии будет считать единственно верной: картина должна представлять собой самостоятельный организм, который развивается и строится по своим собственным законам — законы же эти диктуются чисто живописными средствами, прежде всего цветом. Путеводными ориентирами на этом пути ему служили французские фовисты («дикие»), прозванные так за пронзительную мощь цвета; русский художник с тщанием усвоил также уроки Гогена, Ван Гога и Сезанна. Картины этих великих мастеров неоднократно гостили на столичных выставках конца 1900-х годов; помимо того, местом паломничества молодых живописцев были особняки проницательных московских купцов Сергея Ивановича Щукина и Ивана Абрамовича Морозова.
ПЕРВАЯ КРЕСТЬЯНСКАЯ СЕРИЯ
Из вышеприведенного высказывания Эскизы фресковой живописиЭскиз фресковой живописи. 1907Картон, масло, 71.5x69.3Государственный Русский музей». Однако золотистые темперы были прямолинейной и не слишком убедительной стилизацией иконописи, а по существу ее традиции оказали влияние на тот жанр , который он определял словом «трудовой». Следует отметить, что с конца XIX — начала XX века в русской художественной жизни происходил настоящий «иконный бум» — то была эпоха открытия живописных достоинств иконописи и начало ее подлинного изучения. Рафинированное, сугубо профессиональное иконописное искусство пришло к нам из Византии, однако Древняя Русь стала его общепризнанной второй родиной. Взгляд на происхождение иконы отличался оригинальностью — он считал ее высшей ступенью «крестьянского искусства».
с очевидностью следует, что под «подражанием иконе» он имел в виду прежде всего «