М.В. Нестеров. 1966. Автор: Л.В. Мочалов
ПРОЩАНИЕ С ТИШИНОЙ
«Как велико в нашем поколении было чувство Родины, как она могла нас волновать», — писал
своему другу. Искусство было для художника прежде всего служением Родине. В этом он видел не только долг, но и призвание. Передать самобытность России, «своим личным, вам принадлежащим чувством, чутьем понять свое, нам милое и дорогое» – так понимал свою задачу живописец. «Национальное» истолковывал как глубоко личное. Вслед за и и одновременно с ними он в своем творчестве выразил интимное чувство Родины, родной природы.Одна из работ мастера названа «Свирель» (1906). Голос Нестерова — негромкий, но родниково-чистый — в оркестре его современников — напоминает звучание этого инструмента. МолчаниеМолчание. 1903Холст, масло, 71,2 x 116Государственная Третьяковская галерея» (1903), «Тихие водыТихие воды. 1922Холст, масло, 66,5 x 102Научно-исследовательский музей Российской Академии художеств» (1912), «Тихая жизньТихая жизнь. 1921Картон, гуашь, 30 х 38,2Частная коллекция» (1901) — характерные названия его произведений. Он хотел видеть свою родину умиротворенной и преображенной этой тишиной. С благоговейным чувством сына к матери — России он изображает ее неповторимый лик, ее леса и дали, ее воздух. Природа у утренне чиста и просветленно печальна. Она обольщает мучительно влюбленного в нее художника своей застенчивой, хрупкой красотой. В «Христовой невестеХристова невеста. 1913Дерево, масло., 61 x 62Приморская краевая картинная галерея» (1887) он как бы только смутно предчувствует эту красоту. В «ПустынникеПустынник. 1888—1889Холст, масло, 142,8 x 125Государственная Третьяковская галерея» он словно бы прозревает. Земля, в ее осенней наготе, оказывается приближенной к глазам зрителя. Она дышит, мы ощущаем ее влагу, ее поры. Клочья снега, пожухлая трава, порыжевшие от летнего солнца и первых заморозков колючки и былинки, убогая елочка, сиротливо стоящая на берегу, гроздь рябины, схваченной морозом, — вся эта «скудость» приобретает под кистью значение художественной драгоценности.
— поэт родной земли и в поэзии лирик. Он словно бы «вслушивается» зрением в затаенное бытие любимых полей и перелесков, чтобы постичь в их скупой красоте сокровенную душу. услышал тишину как великую благодать природы. «Интересно, что в первом варианте «Пустынника» (1888), принадлежащем Русскому музею, земля занимает меньшую часть холста, ноги старца срезаны рамой. В варианте Третьяковской галереи фигура пустынника поднята, по сравнению с прежней, показана целиком, увеличено пространство, занятое землей. Обостренная композиция яснее выражает мысль художника. Зритель вместе с пустынником рассматривает землю. Красота — она под ногами, как бы говорит мастер. в том немногом (одна фигура человека, одна елочка, одна гроздь рябины), что изображено в картине, Нестеров открывает поэтическую прелесть подробностей. В природе — утверждает художник — ничто не безлико. Елочка для Нестерова — не представитель вида, а «личность». И он «портретирует» ее внимательно и проникновенно. Пройдет много времени, и он напишет своему другу: «Сегодня видел оригинал «елочки» для «Пустынника», за 18 лет она стала елью, кудрявой, стройной».
В «Пустыннике» близкое ведет немой разговор с дальним. И елочка-тонконожка, и лес на противоположном берегу, зеркально повторенный гладью реки, объяты единой — настоенной утренней свежестью — тишиной.
В «Видении отроку Варфоломею» (1890) тишина распространяется вширь и вдаль, заполняя собой просветленно ясный мир «осени первоначальной». Чувство благоговения перед природой в этой картине возрастает. Пейзаж и реален, и вместе с тем как бы увиден сквозь все очищающий «магический кристалл». Робкое солнце, мягко осветившее даль, чутко поднятые «маковки» деревянной церкви, трепет желтых листьев тонкой березки, голубые взгляды цветов, рассыпанных по косогору, — все словно бы остановлено волшебным словом художника. Он взирает на тихую красу, боясь ее спугнуть и потревожить. Сердцем, наполненным щемящей любовью ко всему родному, он улавливает «одушевленность» природы. В его пейзаже все в какой-то мере метафорично. Нестеров, несомненно, связывает стройную гибкость фигуры юного Сергия с изогнутостью тянущихся вверх стволов сосенки, рябинки. Он ищет уподоблений, отзвуков. Робость отрока ассоциируется с готовыми затрепетать листьями березки, чистота его души—с нежно-бирюзовой голубизной высокого неба, а юношеская твердость, готовность к подвигу — с тонкой прямотой церковных наверший.
Пустынник приходит в природу, сживается с ней. Отрок Варфоломей вырастает из природы, духовно он ее сын.
Преображение природы, несомненно, связывалось Нестеровым с чудом видения, представшего, согласно легенде, отроку Варфоломею. Однако само «видение» в картине наименее одухотворенно. Оно существует в пейзаже как инородное тело, своей педантичной прозаичностью выпадая из возвышенного поэтического строя всей картины. Художественная ткань реалистического в своей основе произведения не выдержала и поползла по швам, призванным соединить несоединимое: грешно было вызывать в картину из потустороннего мира привидение и в то же время такими влюбленными глазами смотреть на красоту земную...
В этой картине уже ясно обозначилось основное противоречие не-стеровского творчества: с одной стороны, страстное любование прелестью родной природы и с другой — стремление подчинить это стихийное чувство религиозной идее. По-видимому, как художник,
сам ощущал противоречие между реальным и идеальным, поскольку идеальное связывалось им с представлением о сверхъестественном, потустороннем.Чтобы достичь стилистического единства,
в ряде случаев подчиняет впечатления, идущие от действительности, своей грезе. В картине «Дмитрий, царевич убиенный» (1899) деревья почти с готической отрешенностью тянутся вверх, теряя — в каком-то неуловимом дрожании — свои очертания, свою вещественность. Стилизация природы и призвана была, если не разрешить, то замаскировать указанное противоречие. Эта стилизация в еще большей мере характерна для росписи Владимирского собора в Киеве и для других заказных работ. Освобождаясь от очередной порции таких работ, художник чувствовал себя птицей, выпущенной из клетки. Он сетовал, что разучился петь по-птичьи. Свою свободу обретал в природе. «Одно несомненно хорошо, — пишет он, — это природа. Господи! Сколько она содержит в себе звуков, мыслей, отрывков чувств, сколько в ней мечтаний, и не бессмысленных, как у образцовых земств наших, а глубоких, вдумчивых, вековечных».Из картин
, посвященных природе, замечательно «Лето» (1905). Можно сказать, что художник здесь расправляет крылья и поет вольно и легко. Его поэзия «забывает» о религии, ибо не нуждается в ней. Прекрасен реальный мир, а не что-либо вне его. Прекрасны поле и лес, деревянная рига, подернутые синеватой вечерней дымкой, стог сена, тишина, напоенная запахом свежескошенной травы. Две женщины — одна постарше и, очевидно, успевшая многое пережить, другая совсем еще юная, — изображенные художником, замерли как бы при входе» в картину. И эта несколько необычная композиция подчеркивает наполненность пейзажа чем-то важным и значительным. Тишина всегда таит в себе нечто неразгаданное. Перед тайной природы, перед чудом бытия торжественно зачарованный останавливается человек. Картина — песнь о родных полях и лесах, о русской женщине, о страстном приятии мира. Невольно вспоминаются строки Александра Блока, обращенные к музе:Ах, за что ж подарила мне ты
Луг с цветами и твердь со звездами —
Все проклятье своей красоты.
Это языческое проклятье зримой земной красоты владело и
. Природа вновь и вновь завораживала художника, приковывая к себе его взор.Обращение к миру вековечной природы в какой-то мере свидетельствовало о неудовлетворенности
современностью. Отворачиваясь от прозы повседневности с ее духом торгашества, с ее суетой и неправдой, своим творчеством как бы проповедует: «Люди, взгляните, сколько прелести и чистоты в природе, разве ее тишина не проливает свет в ваши души?» В природе художник видит не только средство очищения человеческой души, но и средство примирения земных страстей. И в этом глубокое заблуждение .