М.В. Нестеров. 1966. Автор: Л.В. Мочалов
Вполне естественно, что имя бога с детских лет было для
синонимом добра и истины. Вот почему его искания, в том числе и религиозного-характера, субъективно связаны с поисками светлого идеала, со стремлением к правде. Трагедия как художника в том, что его праведность объективно служила неправде. Его истина была призвана прикрыть и украсить ложь. Замечательны по своей откровенности слова одного из крупнейших царедворцев — С. Ю. Витте, написанные им уже после революции 1905 года. «Наибольшая опасность, которая грозит России, — пишет Витте, — это расстройство церкви православной и угашение живого религиозного духа. Если почтенное славянофильство оказало России реальные услуги, то именно в том, что оно выяснило это еще пятьдесят лет тому назад с полной очевидностью. Теперешняя революция и смута показали это с реальной, еще большей очевидностью.Никакое государство не может жить без высших духовных идеалов. Идеалы эти могут держать массы лишь тогда, если они просты, высоки, если они способны охватить души людей, — одним словом, если они божественны. Без религии масса обращается в зверей, но зверей худшего типа, ибо звери эти обладают большими умами, нежели четвероногие».
Плодом самообмана
явилась концепция «святой Руси», а с нею и одноименная картина, работе над которой художник посвятил несколько лет жизни (1901—1905). В письмах он раскрывает замысел своего произведения. «Среди зимнего северного пейзажа притаился монастырь. К нему идут-бредут и стар и млад со всей земли. Тут всяческие калеки, люди, ищущие своего бога, искатели идеала, которыми полна наша святая Русь. Навстречу толпе, стоящей у врат монастыря, выходит светлый, благой и добрый «Христос» с предстоящим ему святителем Николаем, Сергием и Георгием (народные святые). Вот вкратце тема моей картины». В другом месте автор поясняет: «Моя картина обнимает собой не одну эпоху, а ряд их и «подвиг» души народной не иной какой, а религиозный, понимая религиозность в самых обширных проявлениях».Уже современники, даже из числа людей, благожелательно расположенных к
, критически встретили произведение художника. Особенно бросался в глаза резкий разрыв между правой и левой частями картины. По словам Сергея Глаголя, левая часть — «разочаровывает». Признавая неудачу образов Христа и святителей, критики задавались вопросом: кому принесли свои лучшие чувства, свою веру и надежду русские люди? И, отвечая себе, указывали на «бездушие», на «немое высокомерие» Христа.Несоответствие между правой и левой частью не было лишь результатом неудачного исполнения. Неудача художника коренилась в его замысле. Согласно этому замыслу, картина, называемая
«мистерией», — обобщающее произведение, символичное по своему характеру. Однако «мистерия» трактована как вполне реальная сцена. Реален проникновенно написанный задумчивый зимний пейзаж, с традиционными для елочками и березками, реальны трогательные желтогрудые синицы, сидящие на ветках, реальны люди. Но, убеждаясь в реальности изображенной сцены, зритель невольно ждет ее какого-либо разрешения, он желает развивать ее в своем воображении. Классические произведения русской живописи, и «Не ждали» Репина, и «Боярыня Морозова» Сурикова, и «Испания» Врубеля, таят в себе потенциальную возможность подобного развития. «Противостояние» народа и Христа в картине ничем не может разрешиться и не предполагает никакого развития. Это итог пути народа, итог его исканий. Дальше идти некуда. Больше ничего не может случиться.В композиционном решении тематической картины
делает шаг назад, по сравнению с лучшими работами передвижников. Он возвращается к академизму. Но надуманность художественного произведения рано или поздно становится очевидной — ибо искусство не позволяет безнаказанно совершать насилие над собой. Ложность сюжетно композиционного построения нестеровской картины обличает лживость ее главной идеи. Христу, «сошедшему на землю», нечего на ней делать. Ничего он не может дать и страждущей — нищей и убогой — «Святой Руси».До тех пор пока
изображал искателей «божьей правды», он оставался в рамках объективности, не навязывая прямо христианской догмы. Зритель мог и не быть религиозным человеком, но уважать чистоту чувств верующих. Когда же показал цель искания страждущего народа, он оказался нетерпимо дидактичным. Вместе с тем эта «цель», помимо воли художника, обнаружила несостоятельность его проповеди.Недаром Л. Толстой назвал картину «панихидой русского православия».
дошел в своих иллюзиях до логического конца. «Святая Русь» была, можно сказать, героической попыткой «тотальной мобилизации» идеологических ресурсов уходящей России. Эта попытка окончилась полным крахом.
И все-таки
не оказался вполне верен предвзятой умозрительной схеме. Кажется, «бес сомнения» нет-нет да и дергал его за руку. Судя по реакции изображенных в картине лиц, Христос наиболее реально зримым остается только для малой девочки да для старика слепого. Недоверчиво косит выразительный глаз инока... Особенно многозначительно прекрасное лицо молодой женщины, неприступно замкнутой в своей неразделимой печали.Это замечательное лицо заставляет вспомнить другие женские я произведениях художника. Живописец оставил нам тип русской который по праву зовут «нестеровским». Невольно ловишь себя на мысли, что мужского типа он не создал. Мало того. Вглядываясь написанные Юность преподобного СергияЮность преподобного Сергия Радонежского.. 1892—1897Холст, масло., 247 x 229Государственная Третьяковская галерея» (1892—1897), «Труды святого Сергия», «Мечтатели» (1903), «ЛисичкаЛисичка. 1914Холст, масло., 101 x 127Государственная Третьяковская галерея» (1914) юноши и старцы навязчиво благостны и в чем-то фальшивы. Насквозь театрален и фальшив со святителями в «Святой Руси». Исключение из этого ряда, пожалуй, «ПустынникПустынник. 1888—1889Холст, масло, 142,8 x 125Государственная Третьяковская галерея», более непосредственно увиденный в и непритязательный по своей сути.
в дореволюционную пору, замечаешь, что его женские образы художественно убедительнее, чем мужские. Там, где стремится создать идеал мужчины, он, как правило, слащав и сусален. В картинах «В таких произведениях, как «Под благовестПод Благовест. 1895Холст, масло., 159 x 124Государственный Русский музей» (1895), художника выручает почти натурная, притом сознательно заостренная характерность персонажей. В споре между героями картины «За ВолгойЗа Волгой. 1905Холст, масло., 136 x 132Астраханская государственная картинная галерея им. П.М. Догадина» на стороне героини. Образ купца, единственный в его творчестве, оказался психологически однозначным, почти плакатным. Выходец из купеческой семьи, не мог не отдать должное «широте натуры» своего удалого молодца, но сердце его более чутко прислушивается к думам печально склонившей голову девицы. Характеры, живущие не по расчету и умыслу, а по велению сердца, были ближе натуре художника. Песнь его души естественнее и непринужденнее «ложилась» именно на женский голос. Стоит вспомнить «Христову невестуХристова невеста. 1913Дерево, масло., 61 x 62Приморская краевая картинная галерея», 1887 и 1913 годов, «Великий постригВеликий постриг. 1898Холст, масло., 178 x 195Государственный Русский музей» (1897—1898), «ДумыДумы. 1900Дерево, масло., 66 x 54Государственный Русский музей» (1900), «ЛетоЛето. 1905Холст, масло, 117 x 177Ивановский областной художественный музей» (1905), «Родину Аксаковых» и другие работы, чтобы убедиться: женские образы глубже, полнокровнее и поэтичнее мужских. По сравнению с ними, мужские кажутся вымученными и предвзятыми. Можно сказать, что первые — в творчестве художника — более эмоциональны, вторые более рассудочны. Любопытно, что отрок Варфоломей написан с девочки. В Русском музее хранится этюд девушки для «Юности преподобного СергияЮность преподобного Сергия Радонежского.. 1892—1897Холст, масло., 247 x 229Государственная Третьяковская галерея».
Думается, это различие не случайно. Не выражает ли оно противоречие между проповедью художника и его живой натурой?
Ни на одном из своих автопортретов
не напоминает благостного отшельника — созерцателя, отрешенного от жизни. Напротив, он зезде внутренне активен, горд, страстен. Исследователи уже отмечали, что по характеру художник не похож на своих героев. Друг художника А. А. Турыгин писал о : «В обыкновенной, повседневной жизни он человек чрезвычайно энергичный, до крайности подвижной, зеегда бодрый, умеющий быть и серьезным и веселым...». В своих письмах отнюдь не предстает отрешенным от мира и его суеты. Он жаден до новостей и неустанно просит сообщать ему «про войну и мир, управу государей». Особенно его интересуют области «подведомственные 9 музам». Он весьма небезразличен к тому, что думают о нем его друзья и недруги! Он практически расчетлив и хорошо знает законы художественного рынка. Он человек страстный и пристрастный, ироничный и острый на язык, словом, человек достаточно земной и грешный.Приняв в своем искусстве на себя роль проповедника,
был предан избранной идее. Но значит ли это, что его служение всегда совпадало с его влечением? Рассудок художника был более «дисциплинированным», и его легче было убедить, чем чувство. И то, к чему влекло его чувство, подчас не вполне согласовывалось с проповедью благостного умиления и отрешенности от жизни.