Пётр Карлович Клодт. Из серии «Масовая библиотека». 1947. Автор: А. Ромм
ищет здесь ритмического соответствия контрастных движении, т. е. контрапостов. Он компонует статую так же, как это сделал бы любой представитель предшествующего поколения скульпторов. Но рядом с этим рисунком на том же листе небольшой набросок, сделанный несколькими беглыми штрихами, как будто художник спешил запечатлеть внезапно явившуюся мысль. Крылов изображен здесь в сюртуке, поза та же, что в окончательном варианте памятника.
Клодтовский Крылов сделан очень похожим, таким, каким он был в жизни, каким мог видеть его автор статуи в последние годы жизни. Следы времени
отметил откровеннее, чем кто-либо из писавших или лепивших Крылова. Изображен он в обычном своем одеянии. Работая над статуей, копировал его старый сюртук, длиннополый и просторный настолько, что полы, свисая между раздвинутыми коленями, образуют некрасивый мешок. Крылов сидит на низком камне, в привычной, небрежной позе, отнюдь не «салонной», не представительной, он как будто отдыхает во время прогулки. Итак, забота об изысканной красоте, характерней для только что упомянутых памятников и даже для реалистических «Полководцев» Б. Орловского, да и для первого эскиза , уступила здесь место абсолютной точности.Перед нами все же не протокольный слепок, но одухотворенный, выразительный, правдивый до предела портрет. Один из тех портретов, где высказана значительная мысль о биографии, творчестве, духовном облике большого человека.
представил Крылова как мыслителя. Упрямый рот с сомкнутыми губами, нахмуренные брови, сосредоточенный взгляд, и все это глубоко серьезное, суровое, даже немного угрюмое лицо с тяжелыми чертами выдает упорную работу интеллекта. В статуе чувствуется «величие ушедшего в свою думу человека», как сказал Гоголь о Крылове. Образ, созданный , несомненно, значителен, хотя и несколько односторонен.Но не в одной лишь статуе выражает скульптор-монументалист идею памятника, а во всей его композиции. Ускользнула ли от внимания
или же намеренно обойдена одна важная сторона крыловокого творчества? Это как раз та сторона, которую верно определил Белинский и которая не могла быть воплощена в памятнике, создававшемся при реакционном режиме Николая I.Как известно, Белинский делит басни Крылова на нравоучительные и сатирические, отдавая безусловное предпочтение вторым. Сюжеты медальонов на постаменте взяты не из сатирических басен, а из таких «невинных» нравоучительных, как «Фортуна и нищий» и «Демьянова уха». Многое — из звериных басен: «Осел и соловей», «Квартет», «Ворона и лисица» и другие. Фигуры некоторых зверей встречаются по нескольку раз, так как они участвуют в нескольких баснях. Здесь целое звериное царство: львы, медведи, волки, лисы, собаки, ягнята, орлы, обезьяны и т. д. Это «звери вообще», но вовсе но крыловские. Они сделаны с обычной для Клодта жизненней выразительностью, но не раскрывают смысла крыловских басеан не иллюстрируют их по-настоящему.
«В лучших баснях Крылова,— пишет Белинский,— нет ни медведей, ни лисиц, хотя эти животные и действуют в них, но есть люди, и притом русские люди. Как натуральны его животные, это настоящие люди с резко очерченными характеристиками». Клодт же изобразил своих зверей как доподлинных медведей, лисиц, ослов, обязьян и пр. Поэтому в его сборище зверей нет ничего похожего на то человекоподобие, на ту двойственность и зыбкость получеловеческого, полузвериного образа, без которых немыслима басня. Нет того именно, чему истинная басня обязана своим комическим и сатирическим эффектом, т. е. нет уподобления известных видов животных определенным людским характерам или общественным группам.
Отсутствие карикатурности, милый и добродушный облик зверей
заставляли в течение долгих лет смотреть на этот памятник, как на «украшение детской площадки». В детских книжках царского времени он носил сентиментальное название «Дедушка Крылов»; идиллический характер постамента переносился и на самую статую, несмотря на ее серьезное, отнюдь не сентиментальное содержание. К тому же звери поданы художником как составные»; части декора, несколько грузного и вычурного, наравне с гирляндами листвы. В этой орнаментальной непрерывной вязи не сразу различишь сюжеты басен. Натуралистические детали вроде мусорной кучи с соломой, где петух ищет жемчужнйе зерно, так вросли в этот лепной узор, что не очень бросаются в глаза.В 1840—1850-х годах и в России и на Западе изменились вкусы; строгость, лаконичная гармония классицизма уже не удовлетворяют, стремятся к внешнему блеску, показной роскоши, пусть фальшивой, но только бы внешне эффектной. Поэтому в это время выводят из забвения барочный стиль XVII—XVIII веков. Постамент памятника Крылову напоминает этот новобарочный стиль, барельеф соподчинен декоративному началу. В статуе же нет никакой декоративности, ничего общего в трактовке форм и движения с мастерами барокко.
Такого несоответствия статуи постаменту нет в памятнике Николаю IПамятник Николаю I. 1856—1859Бронза, Высота 16 м в Ленинграде, так как пришлось (вопреки своему первоначальному намерению) придать конной статуе декоративное изящество, вычурность линий. Памятник этот следует причислить к неудачным образцам русского монументализма. Здесь было бы излишним разбирать этот памятник в целом: проект принадлежит архитектору , аллегорические статуи и барельефы — Р. Залеману, Рамазанову и . же выполнил только конную статую.
Эта статуя не принадлежит к числу лучших творений
. На это есть свои причины. Едва ли искреннего и чуткого художника могла вдохновить фигура Николая I, в особенности после Крымской войны, раскрывшей всю гниль и мерзость, таившиеся за блестящим фасадом николаевского режима, его внутреннее бессилие. Другая причина — требования официального декорума. Первоначальный эскиз — неподвижный конь со спокойным, задумчивым всадником — по своей естественности и сдержанности несравненно лучше законченной статуи, увенчавшей вычурный пьедестал. Простота стиля уже ве могла нравиться придворным кругам: от ждали чего-то более парадного, высокопарного и вместе с тем подчеркнуто изящного.Нарочитая элегантность чувствуется во всем: и в позе всадника, и в аллюре коня, и в трактовке всех деталей. Показателен и выбор самой пышной и блестящей формы в русской гвардии — громадная кавалергардская каска с орлом, кираса, высокие ботфорты, длинный палаш. Все это
, конечно, удалось, но в ущерб общему впечатлению.Надо добавить, что дело испортили «посторонние влияния свыше», которые отмечает один из биографов
. Не раз от требовали переделок, которые привели только к ухудшению модели. В конце концов Александр II, осмотрев последний вариант, остался им недоволен. Царь предложил Академии художеств определить, не следует ли «изменить аллюр лошади с левой ноги на правую, козырек у каски уменьшить, саму каску одеть несколько назад, ботфорты сделать мягче, эполеты же и правый рукав — несколько полнее». Как и следовало ожидать, Совет Академии согласился со всеми этими «художественными» указаниями царя.