С.Т. Коненков. Жизнь, равная веку. Из книги Г. Анисимова «Незаконченные биографии». 1988. Автор: Г. Анисимов
Прошло время, и теперь с еще большей очевидностью подтвердилось, что Сергей
не знает себе равных в мире как мастер деревянной скульптуры. Гениальная коненковская рука одухотворяла дерево, заставляя его выражать правду искусства, духовную и интеллектуальную жизнь человечества. Его дерево всегда было естественным, искренним, оно не жеманилось, не хорохорилось, не важничало. Оно никогда не было безнадежным, утомленным, равнодушным, а несло в себе свежесть, чистоту, возвышенность. Оно было цельным и ароматным, как лесной воздух, и звало задуматься о том, что же такое окружает человека в мире и каким пластичным может стать пространство, если ему придать совершенную и гармоничную форму.С удивительной силой страсти, любви, таланта, фантазии ваятель оживлял дерево, используя и опыт народного искусства, и античность и экспрессию обожаемого Микеланджело.
Что ж, великие предшественники сделали свое дело. Вот Буонарроти — какой грандиозный итальянец! Он буквально потряс
, когда тот вместе с Константином Клодтом попал в Италию, побывал в Риме, Неаполе, Флоренции, Помпее, Турине, Венеции.— Этот гений скульптуры все время казался мне каким-то чудом, возродившимся художником античного мира,— говорил
,— среди окружающего его христианского искусства он один остается великим язычником и вносит в него совершенно особую струю.И особую струю вносил в мировую пластику другой великий язычник —
.Чтил он и Родена, но когда кто-то сказал ему, что в его скульптурах есть что-то роденовское, он нахмурился.
— Ничего роденовского у меня нет,— отрезал
,— у меня свое, коненковское.Это ни на что не похожее «коненковское» мировосприятие проявилось уже в его дипломной работе «Самсон, разрывающий узы», вылепленной в стенах петербургской Академии художеств в 1902 году.
лепил гиганта с мышцами, напряженными до крайности, символ раскрепощенного народа.— Мне хотелось в этой статуе отразить настроение окружающей меня жизни,— говорил скульптор,— я видел, что конец народному долготерпению близок, что колосс народ не в силах больше выносить сковывающие его цепи. Вот-вот и он сделает нечеловеческое усилие, чтобы разорвать крепкие, веками связывающие его путы. Да. Сделает, но разорвет ли?
нашел себе подходящую модель для этой цели — псковского грузчика Василия. Это был огромный детина с неимоверной силищей, про него рассказывали чудеса.Работая над своей статуей, 28-летний скульптор отбросил все каноны, все предписания и нормы натуралистической копировки, академической сухости. Он с какою-то мужицкой прямолинейностью бросил Академии вызов и на уговоры своего профессора «одуматься» попросил его не заходить больше в мастерскую. Этакая дерзость могла бы плохо кончиться для студента. Но к чести его педагога, скульптора Владимира Александровича Беклемишева, как вспоминал
впоследствии, он на художественном совете голосовал за «Самсона», потому что ставил интересы искусства выше личных отношений. И позже Беклемишев внимательно и чутко относился к своему бывшему норовистому ученику, посещал выставки, где экспонировались работы , а в 1916 году, когда Сергея Тимофеевича избрали академиком, его профессор специально приехал из Петрограда в Москву, чтобы лично горячо и вполне искренне поздравить своего воспитанника. С большим напряжением души, с максимальной волевой собранностью лепил «Самсона», фигуру вдвое выше человеческого роста.— Академистов смущало, что я нарушил обычные пропорции, они «вершками» измеряли мою работу, не вникая в ее смысл,— вспоминал
,— я-то хорошо знал анатомию, но нарушил ее сознательно. Я понимал, что любой художник имеет право на гиперболу.Когда Самсона установили в Малом зале Академии, его увидел
.— Какая мощь, какая сила! — восторгался он. Поддержал
и .— Ваша статуя производит большое впечатление,— сказал он.
В одном из журналов того времени о «Самсоне»
писалось так: «...Среди прилизанной, точеной и лощеной фотографически-плоской, возникающей из формовки казенной скульптуры этот великан с топорщившимися мускулами казался призраком другого мира, был дерзостью, попранием традиций. Он весь был протест, весь — гимн силе. Это была революция! Поистине, змею отогрела Академия на своей груди в лице » (журнал «Лебедь», 1909, 5/9, с. 38).После окончания Академии
полагалась заграничная командировка, но о ней после шумнойзащиты диплома с перевесом «за» в один голос не могло быть и речи. И тогда
горячо предложил скульптору:— Возьмите у меня денег на поездку. Это меня не обременит!
До глубины души тронула
эта сердечность, это заботливое участие замечательного русского живописца, но от денег он наотрез отказался. Он уже и тогда не желал быть зависимым от кого бы то ни было. И эту свою гордую независимость пронес через всю долгую жизнь.Более полувека пролетело с тех пор, как скульптор создал «Самсона». И вот Сергей Тимофеевич начинает свой «АвтопортретАвтопортрет. 1954МраморГосударственная Третьяковская галерея», он поглощен идеей воплощения в объективном образе художника всего пережитого. И в нем, этом «АвтопортретеАвтопортрет. 1954МраморГосударственная Третьяковская галерея», есть многое от Самсона — гордое достоинство, красота, целеустремленность, сила. А еще — раздумье об истинном призвании творца. Первым из художников в нашей стране Сергей был удостоен за «АвтопортретАвтопортрет. 1954МраморГосударственная Третьяковская галерея» звания лауреата Ленинской премии. Характерно отношение к его современницы, выдающегося скульптора . Талант она называла громадным, а в нем самом видела гениального человека. И сам относился к Анне Семеновне с глубоким уважением.
В искусстве скульптуры
только одного признавала ровней себе, он по-настоящему восхищал ее. О работе Сергея Тимофеевича «Л. Н. Толстой» говорила: «То, что в ней выражено, выходит за пределы одной жизни, а захватывает и ту линию, которая проходит через всю русскую жизнь». И «Самсон», и «Автопортрет», и многие другие произведения естественно выходили «за пределы одной жизни». И все, созданное за десятилетия творчества, тоже выходит за эти пределы.