Статья о Мыльникове А.

  • Страница №4

Статья о Мыльникове А..

Она коснулась Мыльникова своим ледяным дыханием -зимой 1941 — 1942 года.

Сначала были оборонные работы под Новгородом, угроза окружения и возвращение под непрерывными бомбежками в Ленинград, вокруг . которого уже сжималось кольцо блокады. В ту страшную первую зиму, когда каждый день уносил тысячи человеческих жизней, Мыльникову пришлось испытать все, что выпало на долю жителей города, ставшего фронтом. Он был бойцом 102-го батальона народного ополчения войск МПВО, дежурил во время бомбежек и артобстрелов, участвовал в ликвидации их последствий и продолжал занятия в Академии художеств до тех пор, пока жестокая дистрофия не подорвала силы. Никогда мы не увидим в его произведениях прямого изображения тех событий. Но понять природу героической силы, исходящей от «Клятвы балтийцев», жизнеутверждающего пафоса противостояния злу и насилию, которым проникнуто все его творчество; того стремления к покою, тишине, миру, которым полны его пейзажи, портреты, можно лишь помня о трагической остроте впечатлений и переживаний, выпавших на его долю в ранней молодости.

Тогда, в блокадном Ленинграде, казалось, что вместе с людьми умирал и город. Остановились трамваи, громадными снежными курганами застыли посреди Невского троллейбусы. Движение - этот главный признак жизни - постепенно замирало. Лишь изредка пробегавшая по темным затаившимся вечерним улицам военная машина только подчеркивала зловещее оцепенение, и тусклые голубоватые щели на месте некогда весело горевших фар напоминали о том, что из города исчезал еще один, непременный и извечный спутник человеческого бытия - огонь, дающий людям тепло и свет. Он отступал перед неотвратимо надвигающейся темнотой на самые последние плацдармы, он еще теплился в потаенных уголках простывающих ленинградских квартир, выхватывая эти несдающиеся островки жизни из мрака, затопившего улицы и площади осажденного города. Но город не сдавался, жизнь не прекращалась в нем ни на минуту. Только то, что в довоенном времени казалось привычным, даже обыденным, приобретало теперь особую значительность, красоту, становилось подвигом. О неумирающей, не подвластной вражеским снарядам, голоду и холоду, красоте города и его людей говорили и писали многие очевидцьг Вот свидетельство одного из них - живописца Ю.М.Непринцева: «Как забыть утонувший в снегу Невский, где среди огромных сугробов брели укутанные, бесформенные человеческие фигуры с лицами, потерявшими признаки возраста! Я всматривался в них, до странности схожих между собой, но не видел в них ни ужаса, ни покорного мученичества. На них не было печати обреченности, в черных провалах глаз жила воля к жизни. ... Израненный город был прекрасен суровой, трагической красотой, так же как и его люди»*.

Мыльников был одним из них. Все это жило в его памяти, и приступая к работе над дипломом, он чувствовал себя ответственным за то, чтобы поведать о суровой и трагической красоте человеческого подвига.

Для воплощения такого замысла в огромном многофигурном монументальном панно, как решил он для себя, нужна была не только смелость, но и мастерство. Сегодня, сопоставляя дипломную работу с произведениями студенческих лет, нетрудно убедиться в том, насколько осознанно и целенаправленно шел Мыльников к этому мастерству. Как бережно, по-хозяйски распорядился он теми, казалось бы, незначительными, частными открытиями, что совершались в ученических работах. Например, в упоминавшемся уже пейзаже «Карагачи. Под Самаркандом» - низкий горизонт с подчеркнуто ровной линией земной тверди, на которой, как на пьедестале, воздвигнуты мощные силуэты деревьев, что особенно динамично и выразительно воспринимаются на фоне неба. В «Автопортрете» 1945 года - тревожная игра скользящей светотени. В рисунке головы, сделанном зимой 1942 года, -трагическое величие страдающего, но не сломленного человека... Традиционная в мировом изобразительном искусстве тема героического реквиема, оплакивания героя и преклонения перед величием его подвига раскрывается в «Клятве балтийцев» в традиционном для советского искусства трагедийно-оптимистическом ключе. Огромное монументальное полотно написано широко, свободно и мощно, словно на одном дыхании. В этой работе в полную силу проявился незаурядный живописный темперамент художника. Сочетание романтической взволнованности общего живописно-пластического и колористического решения с классически выверенной, крепко и внешне просто построенной композицией создает ощущение сдержанной энергии и силы.