Статья о Мыльникове А..
Глубокая скорбь «Клятвы балтийцев» и светлое жизнеутверждающее начало, звучащее в картине «На мирных полях», - наглядная и точная поэтическая, живописная формула, выражающая диалектическую сущность послевоенного времени. Близость композиционного приема в обеих работах - низкий горизонт* в центре группа людей, силуэты которых ясно и выразительно читаются на фоне неба - в данном случае подчеркивает контрастность настроения и в то же время общность жизненной основы замысла столь различных произведений.
Масштабное, написанное в свободной живописной манере, полотно «На мирных полях» как бы заново дарит зрителю возможность радоваться красоте земли, спасенной от пожарища войны, красоте живущих на ней и преобразующих ее своим трудом людей. Художник стремится создать живописную поэму, песню о счастье, о несгибаемой силе духа и душевной щедрости советской женщины, о широте натуры, позволяющей выстоять в самых трудных испытаниях. Труд, Земля, Человек-главные герои картины. Крестьянский труд, такой же извечный и беспрестанный, как смена времен года, исполненный простого и мудрого смысла, глубокого уважения к земле, дающей хлеб и жизнь, - и человек, обретающий в труде спокойную уверенность мироощущения. Песенная мелодия звучит в пластике женских фигур, непринужденной грации и скупой выразительности движений. Столь же сгармонировано и колористическое решение полотна, передающее сияние теплого летнего дня, красоту российского пейзажа, неярко расцвеченного, словно полевыми цветами, скромными нарядами возвращающихся с работы женщин. Тема труда органично смыкается с темой человека, темой Родины. В концепции художественного образа, характерной для советской живописи пятидесятых годов, ясно ощутимо прямое влияние творчества русских художников второй половины XIX века. Столь же значительно для своего времени и мозаичное панно «Изобилие», созданное Мыльниковым в 1955 году для наземного вестибюля станции метро «Владимирская» в соавторстве с художниками В. И.Сноповым и А.Л.Королевым. Тогда, в пятидесятые годы, сложилась своеобразная система «схем-стереотипов» для воплощения каждой темы, причем круг тем был довольно ограничен, особенно - в монументальной живописи. Десятки, сотни одинаково стройных и одинаково улыбающихся парней, девушек, стариков и детей разных национальностей, «низвергавшихся» на зрителя по беломраморным ступеням, или рискованно балансировавших в голубой выси необарочных плафонов, или демонстративно шествовавших с атрибутами своих профессий, - все они были не более чем ипостаси одного репрезентативного образа, «среднестатистического» и однопланового, призванного выражать только пафос побед и изобилия. В данном случае Мыльников находился в опасной близости от такой нивелированно-патетической трактовки монументального образа. Но нельзя не увидеть и не отметить при этом, что он остается верен себе в главном. Прежде всего - в отношении к натуре как основе образного и композиционно-пластического решения, сохраняющей свое фундаментальное значение, независимо от того, к какому виду, жанру или типу произведения обращается художник. Ни высокая степень условности, ни символичность или аллегоричность образа не могут исключить необходимости глубокого и постоянного изучения натуры. Путь от натурных эскизов, этюдов, набросков не заказан при самой высокой степени обобщения. Поэтому и сегодня «Изобилие» подкупает своим полнокровием, убедительностью и жизненной полнотой характеристик персонажей, живописной и пластической разработкой всей композиции.
И сравнение со многими современными произведениями монументальной живописи, украсившими, в частности, и новые станции ленинградского метрополитена, оказывается не всегда в пользу последних. Склонность считать современным такое понимание обобщенности монументального образа, при котором живая конкретность, поэтически и пластически преобразованная, вытесняется или подменяется умозрительными схемами, приводит к необходимости компенсировать их явную эмоциональную аморфность и недостаточность форсированием внешних элементов художественной формы, броским и эффектным, «плакатным» приемом.
Конечно, сам по себе художественный язык в той или иной стилистической модификации не плох и не хорош. Он просто не может рассматриваться вне поэтики, составной частью которой является. И важно то, насколько он созвучен своему времени, насколько отвечает той задаче, которую ставит перед собой и стремится разрешить в своем произведении художник.