Василий Васильевич Матэ. Из серии «Массовая библиотека». 1948. Автор: И. Лазаревский
Со Стасовым
познакомился в конце 70-х годов в редакции журнала «Пчела», где они оба сотрудничали. Со свойственной Стасову прозорливостью критик сразу угадал в молодом гравере художника с большой будущностью и много помогал ему своими советами и указаниями. Когда направился в Париж, Стасов дал ему письмо к известному маринисту художнику , стоявшему во главе колонии русских художников в Париже. радушно принял и ввел его в русскую художническую среду. Своим открытым, приветливым характером завоевал всеобщие симпатии, и в его скромной комнате на тихой улице Байен всегда можно было встретить художников-земляков.Вскоре после приезда
в Париж туда же приехал и Стасов. Он еще более расширил круг-знакомств и надавал ему множество практических советов. «Вы знаете, — писал в одном из писем 1880 года, — как он (Стасов) обо мне заботился в Петербурге, а здесь так и во-сто крат больше. Родной отец так не может заботиться о сыне».Стасов же сблизил
с , жившим и работавшим тогда в Париже в своей прекрасной мастерской на одной из опушек Булонского леса. Знакомство с ым, умным, много пережившим, перечувствовавшим человеком, требовательным к себе художником, имело на немалое влияние.«
мне беспрестанно дает книги преинтересные читать — французские и русские, — писал своей невесте. — А уж как он рассказывает, так и не описать, как все у него живо и реально. Это такое счастье для меня, что и не всякому удается иметь. Сколько я из этого извлек, так и рассказать не могу».Вскоре
настолько оценил способности в искусстве гравюры, что разрешение репродуцировать свои картины давал только при условии, чтобы они были гравированы . Еще в России мечтал о посещении в Париже И.С. Тургенева. Не из праздного любопытства стремился повидать писателя. Ему хотелось укрепить себя в правильности своего пути художника.Осуществить эту встречу помог тот же Стасов. Отношения Стасова с Тургеневым не были особенно приязненными, но Стасов все же устроил так, что писатель пригласил Мата к себе в Буживаль. Это произошло летом 1880 года. Обаяние личности молодого художника, невидимому, подействовало и на Тургенева. Их разговор был продолжителен и сердечен.
В большом взволнованном письме к невесте
подробно рассказывает о посещении Тургенева, о том, что писатель именно больше всего советовал ему как можно безупречнее овладеть техникой мастерства того искусства, которому предполагает посвятить себя художник.«Когда вы вполне овладеете или инструментом, или литературой, или музыкой,— старался
в письме передать подлинные выражения Тургенева, — вот тогда, говорил он, вы возьмите, сядьте, да скажите — вот теперь я начну свое делать».«Так вот с этого пути меня больше никто не своротит», «...теперь я действительно не так мрачно смотрю на будущее время», — заключал
свое письмо.Характерно, что
был так захвачен беседой с Тургеневым на столь важную для него тему, что даже не обратил внимания на работы барбизонцев и староголландских романтиков пейзажа, которые с такой любовью в прекрасных экземплярах собрал Тургенев.Поездка к Тургеневу навсегда врезалась в памяти
. Он любил вспоминать о ней и, рассказывая, всегда был очень возбужден.Истекал год работы у Паннемакера.
достиг больших успехов в мастерстве тоновой гравюры. Постоянно стремясь к новаторству в своей технике, добился того, что в его тоновых гравюрах появилась та, неизвестная до него «лепка», которая сильнее подчеркивала выразительность изображения. В то же время присматривался к резцовой гравюре на меди и больше всего к офорту.Впервые офорт привлек внимание
еще в Петербурге. В 70-х годах прошлого столетия в России к нему пробудился большой интерес. В Петербурге организовалось даже общество аквафортистов, издавались альбомы офортов. Пользуясь знакомством с художником Л. Жемчужниковым, учившим, офортному искусству многих передвижников, одно время им увлекавшихся, узнал основы работы офортом.Техника офорта или гравюры крепкой водкой сводится к тому, что на медной или цинковой доске, покрытой грунтовым лаком, слегка закопченной иглой или при помощи нескольких тонких и толстых игл процарапывается рисунок. За тем доска травится кислотами; они выедают металл в тех местах, где проходила игла. Лак смывается, протравленные штрихи заполняются краской и с доски делаются отпечатки на специальном офортном печатном станке.
Благодаря легкости работы иглой, послушной малейшему движению руки гравера и умелой градации силы нажима ею, в офорте достигается полная непосредственность в передаче художественной и творческой мысли и тончайших переходов светотени.
Но в Петербурге дальше начальных проб дело с офортом у
не пошло. В Париже он снова вернулся к нему и на этот раз с полной серьезностью. Знакомство с офортами таких мастеров, как Л. Фортуни, А. Мейссонье, Э. Манэ, О. Ренуар, А. Цорн, И. Израэльс, увлекло . Он, где только представлялся случай, изучал лучшие листы, все больше приходя к решению самому стать офортистом.Наконец
обратился к знаменитому в те годы последнему мастеру классической резцовой гравюры на меди и на стали и офортисту Клоду Гальяру с просьбой руководить им в изучении офортного мастерства. Гальяр согласился, и оставил Паннемакера, продолжая у него жить и пользоваться советами во всех случаях, когда требовалась помощь старого гравера, и с увлечением отдался офорту.