Василий Васильевич Матэ. Из серии «Массовая библиотека». 1948. Автор: И. Лазаревский
Он так действительно и работал. Продолжал исполнять заказы для многих петербургских изданий, для В.В.
. В журнале «Живописное обозрение» в 1881 году стали появляться гравюры, подписанные: «Паннемакер-сын и »; это в то время являлось признанием высокого мастерства молодого гравера, особенно для издательских кругов.тратил много денег, не считаясь с кошельком. На свои средства он поставил памятник любимому учителю , умершему в Ницце от туберкулеза в 1881 году, посылал немало в Россию, участвовал в кассе пособий русским политическим эмигрантам, не отказывал буквально никому, кто обращался к нему за помощью, сам оставаясь с несколькими франками. И он работал до того, что ему приходилось ложиться в больницу и сознаваться, что «глаза опять ослабли и постоянно красны».
, связанный с многолетней нежной дружбой, писал о , что он «добряк и все его объегоривают, беднягу, а он в тисках — с трудом сводит свои небольшие концы, да и то, кажется, кругом должен». Таким на самом деле и был всю свою жизнь.
Между тем известность
, как отличного художника гравюры, все ширилась, и уже в 1882 году он признавался, что заказных работ такая масса, «как никогда не имел». Наконец с молодым русским художником выразил желание познакомиться известный французский художник Мейссонье, намереваясь поручить ему награвировать на дереве целую серию своих картин.Работы
были отмечены на выставках «Салона» 1882 и 1883 годов присуждением почетных отзывов. Но пресса не упоминала о работах , и он с досадой писал домой, что «гравер никогда наравне не может стоять с живописцами», не зная, по своей житейской наивности, что для получения в то время отзыва в прессе требовались вполне недвусмысленные меры денежного характера.Летом 1883 года Стасов и
, совершая свою поездку по Европе, приехали в Париж. Тут не расставался с ними. «Почти у них и жил», — писал он. Это было первое знакомство с и первое сближение с ним, которое, быстро укрепившись, никогда уже ничем не омрачалось.с необычайной любовью относился к . платил ему тем же чувством. «Портрет, который я с Вас нарисовал, я вам преподношу за Вашу душу художника и горячее, доброе сердце», — писал в 1888 году.
Пребывание Стасова и
а в Париже, тесное общение с ними оставили у глубокий след. «Много пользы извлек я из этого», — плясал он невесте, делясь своими впечатлениями о встречах с этими замечательными людьми.Заваленный работами и всяческими заботами,
находил еще время пропадать часами на набережной Сены около Нотр-Дам, где располагались букинисты-антиквары со своими увлекательными ларями. Страсть собирателя, по рассказам самого художника, была вызвана этими букинистами после того, как посчастливилось у одного из них приобрести за несколько франков офорт Рембрандта. Лиха беда начало, и в особенности в собирательстве. Скоро тратил на него не только некоторые «остатки», но и начал входить в почти неоплатные долги. Несмотря на уговоры друзей и даже на предостережение Стасова, он приобрел за 1000 марок, сумму, по-тогдашнему времени очень значительную, папку гравюр, правда, большого художественного интереса. Но руководился не только страстью собирателя. Он искал всегда новых приемов своей работы. «Хочу совсем по-новому гравировать»,—писал он. Тогда же сообщал, что у него собрано «много книг научных и художественных, гравюр старинных и новых».
Срок заграничного пенсионерства истекал.
, во многом усовершенствовался в искусстве деревянной и металлической гравюры. Но в рисунке продолжал чувствовать себя не уверенным, несмотря на то, что многие часы были проведены за копированием живописи в музеях и больше всего за рисованием со старых мастеров Италии и Голландии.В начале 1884 года
вернулся в Петербург, женился и стал продолжать тот путь напряженного, самостоятельного художественного труда, с которого не сходил до последних дней своей жизни.никак не мог представить себе, что все шире внедрявшийся в производство цинкографический способ репродукции сыграет столь значительную роль в экономике издательского дела. Он отгонял от себя мысль о том, что не за горами то время, когда художественная репродукционная ксилография будет окончательно вытеснена из практики. искренно предполагал, что будут найдены новые формы репродукционной ксилографии и даже офорта, которые смогут их удержать хотя бы на одном уровне с цинкографией.
Движимый целью найти именно такую форму в полиграфии,
стал прилагать много сил, труда и настойчивости, чтобы изощрить свое мастерство в факсимильной гравюре. В ней не связывал себя никакими определенными приемами.Его приемы складывались и варьировались самым своеобразным и замечательным образом, в полном соответствии от характера передававшегося им живописного или карандашного оригинала. Мастерство факсимильной гравюры было доведено
до исключительного совершенства.И. Грабарь отмечает в своей «Автобиографии», что
, создав свою репутацию ксилографической гравюрой, обратил на себя особенное внимание факсимильными гравюрами карандашных рисунков, «технику которых Передавал изумительно, имитируя до иллюзии не только штрих, но и притирки пальцем и растушовкой|, характер свинцового карандаша, итальянского, сангины». был в восторге от передачи ксилографиями своих карандашных рисунков украинских казаков для книги Яварницкого «Запорожье» (1888); пробные оттиски этих гравюр даже висели в мастерской а.По свидетельству ближайшего ученика
, народного художника РСФСР академика И.Н. Павлова, такой передачи мягкости карандашных рисунков достигал техникой обрезной гравюры, впервые им примененной для этой цели на торцовой доске. В обрезной гравюре на доске, распиленной вдоль волокон, все линии обрезаются острыми ножичками с двух сторон, а точки обрезаются кругом, грунт же между линиями выбирается особым инструментом, похожим на стамеску. Эту технику и применил для торцовой доски (распиленной поперек волокон), пользуясь не ножичками, а штихелями, которыми, как известно, режется торцовая тоновая гравюра. Рельефная поверхность торцовой доски, обработанная такой техникой, и давала возможность добиваться тончайшей факсимильности карандашных оригиналов.В продолжение нескольких лет
был настолько завален заказами на факсимильные гравюры, что сам исполнял лишь наиболее ответственные факсимильные ксилографии, все же остальное — при помощи своих учеников, сначала училища Штиглица, а потом и Академии художеств. Интенсивнее всего работал для журнала «Всемирная иллюстрация». В нем были напечатаны его лучшие работы.В 1890 году появилась первая из таких работ — прекрасно выполненная факсимильная гравюра с картины
«Боярыня Морозова». Посылая в 1887 году для специальную фотографию, пожелал ему «виртуозно размахнуться», и в полной мере выполнил его желание.