К.П. Брюллов в письмах, документах и воспоминаниях современников. Возвращение в Россию. Санкт-Петербург. Продолжение.. 1961. Автор: Н. Машковцев
Это исполнилось не вдруг, так как надо было обратить на себя его внимание. говорил нередко, что в число своих учеников он может включить лишь того, кто понимает его, талантлив и кому он может быть поэтому полезен. И вот я употребил все усилия, чтобы обратить на себя внимание своего профессора. В конце концов, мне суждено было добиться того, к чему я так стремился. требовал от своих учеников прежде всего, чтобы они были верны природе — другими словами, чтоб они списывали с натуры разумно и правдиво, не впадая в манерность. Он был горячий сеятель правды в искусстве; до неге же слепое изучение антиков вовлекало художников в крайность. Брюллов первый из наших художников искал естественности и правды, часто говоря своим ученикам: «правда во всем имеет свой особенный запах». То, что он проповедывал, всецело проявляется в его собственных произведениях, больших и малых. же говорил, что к холсту нужно подходить совершенно готовым, т. е. чтобы то, что творчески создалось в голове, правдиво и жизненно вылилось бы на холст. Мы, ученики К. П., понимали слова его в том смысле, что нужно владеть и механизмом искусства и изучать великих мастеров.
Сколько новых дарований было замечено и выдвинуто в ту эпоху гением ! Однажды, проходя античную галерею, он заметил мальчика, который из слоновой кости, размером меньше вершка, исполнял группу Лаокоона: это был иностранец Шер. Брюллов принял в нем участие, настоял в Совете Академии на том, чтобы ему дали степень художника. Впоследствии Шер сделался известным скульптором.
Я бывал свидетелем того зрелища, когда обходил годичные академические выставки, на которых появлялись картины известных художников наших и иностранных. Громаднейшая толпа следовала за ним, чтобы уловить каждое его слово — и это слово было приговором для картин экспонента. Ни одно самое незначащее произведение не было им оставлено на выставках без внимания; никогда он не пропускал отметить то, что хорошо и правдиво. Зато был неумолим, когда видел совершенную бездарность. Брюллов признавался нам, своим ученикам, что непрерывно учится сам, глядя на чужие картины, подобно великому Пуссену, который, когда его спросили, как он достиг такого совершенства, ответил: «Я никогда никем и ничем не пренебрегал».
Тот истинный художник и поэт, кто чужд зависти и умеет замечать и оценивать достоинства других. У же вполне была развита эта благородная черта. Здесь в беглых заметках я хочу попытаться набросить все, что я помню о Брюллове, который, обратив, наконец, свое внимание на мой рисунок в натурном классе, сделал меня своим учеником. Теперь неизменно, когда берусь за кисть, восстает передо мной сам великий мастер — Карл Павлович.
Существует упрек, будто бы Брюллов не оканчивал своих произведений. Зато те, которые он сам находил оконченными, остаются бессмертными. Я помню, что когда было окончено им знаменитое «Распятие» в колоссальном размере для лютеранской церкви в Петербурге, Брюллов поставил образ в античной академической зале и пригласил всех профессоров и даже учеников своих на эту выставку. Это было торжество для искусства. попросил маститого профессора что-нибудь заметить относительно картины. отвечал ему по-итальянски: «Дорогой маэстро Карл! Нам ли тебе замечать, когда каждый удар твоей кисти есть хвала богу!..»
Никто не был в состоянии сделать более меткую оценку! Несомненно, что «РаспятиеРаспятие. 1838Холст, масло, 510 x 315Государственный Русский музей» останется вековым студнем для последующих поколений. Для картины избран момент: «совершилось». Торс Спасителя написан так, что каждая жила, каждый нерв в напряжении и выражает последний вздох. Выражение лика Спасителя усиливает и дополняет общее впечатление.
Не помню, кто-то из наших писателей выразился: «Вся картина есть один печальный аккорд!»
Трудно передать, что чувствуешь, когда видишь эту картину при хорошем освещении во время богослужения, при звуках органа...
Карл Павлович часто говаривал нам, чтобы в живописи не видно было красок. Эти слова оправдываются вполне на портрете Платона Васильевича Кукольника, написанном а ла прима, хотя не доконченном. Всякое живописное произведение есть изображение одного момента: в этом смысле верно выражение, что Брюллов писал не портреты, а взгляды. Творческая сила Карла Павловича выражалась не в одной живописи, а во всем, чего он касался. Мне кажется, если бы Брюллов взялся за перо, то равно был бы велик потому, что во всем искал жизненности и правды.
Не исчислить мне всего, что я видел достойного и замечательного в мастерской моего учителя, с тех пор, как он обратил свое внимание на мои занятия. Было бы бесполезной попыткой перечислять всех знаменитостей, которых я встречал в его мастерской. Портреты ЖуковскогоПортрет поэта В.А. Жуковского. 1837—1838Холст, масло, 110 х 83 Национальный музей Тараса Шевченко, КрыловаПортрет баснописца И.А.Крылова. 1839Холст, масло, 102,3 x 86Государственная Третьяковская галерея, КукольникаПортрет писателя Н.В.Кукольника. 1836Холст, масло, 117 x 81Государственная Третьяковская галерея, СтруговщиковаПортрет писателя А.Н.Струговщикова. 1840Холст, масло., 80 x 66Государственная Третьяковская галерея готовились на моих глазах.
Особенно памятен мне Крылов, нетерпеливый во время сеансов, с которым Брюллов постоянно разговаривал. Я видел в мастерской женские портреты Шишмаревых, Меллер-Закомельской, дивный портрет вел. кн. Александры Николаевны. Все, что вращалось нового около светила искусств из мира художественного и литературного, люди с дарованиями находили в Карле Павловиче поддержку и часто выдвигались им. В числе их был Тарас Григорьевич Шев-
ченко, который начинал заниматься живописью и которому Брюллов помог вырваться из крепостного состояния, дав ему звание свободного художника.
Брюлловым же были выдвинуты: — писатель-художник, Борисполец, оставивший военную службу в чине полковника и под руководством Карла Павловича получивший звание академика; , гвардии капитан; Моллер, сын морского министра; Зарянко и многие другие, впоследствии прославившиеся русские художники. Из работ Карла Павловича я хорошо помню замечательный картон, сделанный карандашом в три тона, служащий плащаницею для Почтамтской церкви. Фигура Спасителя в гробу в перспективе лицом к зрителю полуосвещена, у самых ног светлый ангел с преклоненной головой, рельефно выдвинутый. Ракурс фигуры Спасителя изумительно исполнен и может назваться чудом искусства.
Прежде чем приступить к холсту, обыкновенно долго и до самых мельчайших подробностей обдумывал то, что представлялось пламенному его воображению; делал многочисленные наброски и тогда только приступал к исполнению, когда картина представля-» лась ему мысленно вполне оконченной и вставленной даже в раму.
Хотя технику и самый механизм исполнения вел быстро, но в то же время фантазия опережала его первую мысль, и он крепко утомлялся.
«Картина должна быть так окончена, — говаривал он своим ученикам, — чтобы, закрыв целую картину, по характеру оконечностей рук и ног можно было судить о содержании целого».
При работах ограничивался малым числом красок, но в их гармоническом сочетании чистота и прозрачность чаровали глаз. Поэтому тайна в картине Брюллова заключается в добросовестном изучении рисунка, светотени и воздушной перспективы.
Помню, как страстно желал я попасть в мастерскую Карла Павловича, чтобы увидеть моего великого учителя, работающего кистью или карандашом. Это было доступно только тем немногим, в ком замечал он несомненный талант. Этого я достиг только тогда, когда Карл Павлович первый раз поправил мой натурный рисунок.
Однажды я имел смелость показать ему этюд водопада Иматры с натуры, был сам в восторге от своей работы и ждал похвалы, но, увы, не получил ее.
— Что это вам вздумалось, вместо воды, как цирюльник, намылить всю картину? — спросил меня .
Он был неумолим к бездарностям, которые считали себя великими художниками.
был сострадателен к своему собрату-художнику и никогда не отказывал подать помощь или советом, или подарком своей
картины в пользу нуждающегося, но на деньги он был скуп до того, что сам себе отказывал во многом, даже необходимом.
В этот золотой век развития у нас искусства, досужие Карла Павловича рисунки ценились на вес золота, и нельзя исчислить того количества акварельных и карандашных рисунков, которые переходили из рук в руки и приносили ему несметные деньги.
Размолвка с женой с первых дней их супружества и расторжение брака стоили громаднейших сумм.
Мне смутно представляется это время: мы тогда редко видели в Академии нашего знаменитого профессора и в не столь светлом настроении духа, каким мы его привыкли видеть.
Будучи в Академии, я много занимался живописью, копировал в Эрмитаже, а дома писал с натуры.
Однажды приказал мне показать то, что я делаю. Его можно было видеть только в отдельной большой мастерской (в портике, находящемся в академическом саду), где он писал тогда «Осаду ПсковаОсада Пскова польским королём Стефаном Баторием в 1581 году. 1839—1843Холст, масло., 482 x 675Государственная Третьяковская галерея».