К спорам об абстракционизме в изобразительном искусстве. 1967. Автор: А.К. Лебедев
Просто красная или зеленая краска, прямые или кривые линии, овальные пятна или черные квадраты являются лишь средствами, элементами художественного языка. Взятые с глубоким смыслом и в определенном сочетании и служащие глубокому и правдивому изображению мира, они могут образовать художественную форму. Но в бессмысленном, хаотическом нагромождении, как это бывает в абстракционистских работах, они не только не образуют художественной формы, но и перестают быть средствами художественного языка. Поэтому утверждения абстракционистов о том, что они, изыскивая новые красочные сочетания или. новый ритм линий, вне зависимости от задачи правдивого изображения жизни, способствуют обогащению художественного языка, формы искусства, просто наивны.
На самом деле абстракционизм, несмотря на утверждения некоторых своих апологетов, не только не развивает, не движет вперед художественную форму и средства художественного выражения, но просто разрушает и игнорирует их.
Мы вполне согласны с советским скульптором Е.В. Вучетичем, который заявляет: разве можно говорить о каких-либо формальный достижениях абстракционистов, о какой-то их современной изобразительной технике, если известно, что обезьяна из зоологического сада в американском городе Балтимора писала «картины», ни в чем не уступающие произведениям абстракционистов, ее «творения» находили спрос и были предметом оживленной полемики в художественной печати Запада?
В ответ на упреки в непонятности абстракционистского искусства авторы часто прибегают к такому приему самооправдания. Они говорят, что эта непонятность — результат отсталости зрителя, «толпы», народа. Многие достижения науки, говорят они, так же недоступны широким массам, как и абстракционистское искусство. Вина здесь, говорят они, не в художнике, а в зрителе.
Это явная демагогия. Искусство тем и отличается от науки, что оно всегда раскрывает мир, истину через доступные и понятные широким массам художественные образы, в то время как многие научные исследования и достижения доступны только специалистам. И прав американский искусствовед Финкелстайн, который говорит: «Научные теории и технические формулировки никогда не были общим достоянием неспециализированного мирянина, в то время как искусство всегда находило значительное число поклонников, — в этом смысл всех искусств. Формулировки Кеплера 1609 года в физике и астрономии не могли стать общим достоянием в то время. Но современная им музыка не представляла особых трудностей для восприятия. «Принципы математики» Исаака Ньютона не.были популярной книгой для чтения, но музыку театра Пурцелля и оратории Генделя было легко полюбить».
Конечно, передовое реалистическое искусство должно опережать вкусы масс и вести их вперед. Но применять этот лозунг к формалистическим выкрутасам, лишенным человеческого смысла, правды, зачастую создаваемым животными, значит просто презирать массы зрителей, значит объяснять чуждый народу, характер этих произведений не отсталостью и заблуждением художника, а темнотой и невежеством самих масс.
Поистине, сторонники абстракционизма пытаются переложить ответственность с больной головы на здоровую.
Подлинное искусство всегда доступно массам и любимо ими. «Искусство, — говорил В.И. Ленин, — принадлежит народу. Оно должно уходить своими глубочайшими корнями в самую толщу широких трудящихся масс. Оно должно быть понятно этим массам и любимо ими. Оно должно объединять чувство, мысль и волю этих масс, подымать их».
Полемизируя с адвокатами абстракционизма по поводу права беспредметников обращаться к зрителям на непонятном для них языке, художник
хорошо сказал:|«Я никогда не могу понять защитников формалистического и абстракционистского искусства. Почему им никогда не приходило в голову, выйдя на трибуну, произносить бессвязные отрывочные звуки, которые не связаны ни в какую речевую систему? Выйдя на трибуну или взяв перо, они говорят определенным, ясным языком, чтобы доказать противнику некоторые нелепости абстракционизма. Почему же не быть последовательным и не говорить: «барм», «бам», «пум», «бум»?
Каждый заинтересован в том, чтобы до сознания слушателя дошел смысл сказанного. Почему же вы право разговаривать и убеждать зрителя изобразительным языком так обедняете?».
Сторонники абстракционизма часто подчеркивают возможности использования «достижений» беспредметного изображения в прикладном искусстве, в украшении и декоративной обработке утилитарных предметов быта.
Но здесь необходимо уяснить, а будет ли это абстрактным искусством, если сапожную щетку вы покроете несколькими цветными пятнами или полосами, а чайную чашку раскрасите фигурами, лишенными сходства с предметами? При чем же тут абстрактное искусство? Ведь выбор изобразительного мотива, его формы,
цвета, фактуры и прочее здесь не может быть совершенно произвольно-субъективным, как в абстрактной картине. Характер раскраски будет связан и будет определяться назначеним утилитарной вещи, ее формой, материалом, цветом, качеством. Ведь не приклеет же художник-творец окурок или обрывок газетной бумаги к чайной чашке, ведь не покрасит он эту чашку так, чтобы фактура затрудняла ее использование по прямому назначению? Значит, субъективистский произвол абстракционизма здесь ограничен. Кроме того, абстракционистские выкрутасы не могут здесь преследовать самодовлеющей цели, а будут играть третьестепенную вспомогательную роль.
И если человеку приятнее брать в руки хорошо отпо-лиров анную, а не пр озящую з анюз ами дер евянную щетку, покрытую притом приятными по сочетанию цветов красками, то при чем же тут абстракционизм? Ведь он претендует на самостоятельное и высокое воспитательное значение. Убедительно этот вопрос раскрыл советский искусствовед А.А. Губер. Он писал: «Всякий, кто встречался на Западе с «ультрасовременными» предметами быта, мог оценить удобство мебели, лаконичные формы посуды. В них нет никаких украшений, вся красота и привлекательность их — в чрезвычайной целесообразности форм... Некоторые ткани, например, скатерти, драпировки, клеенки, снабженные «абстрактным» орнаментом, радуют глаз своими яркими, хорошо подобранными красками, в них никак не раздражают ни пятна, ни «беспредметные» узоры, ни геометрические фигуры. Почему же? Да потому, что и здесь вступают в силу законы, для абстрактного искусства посторонние. По самому характеру производства в ткачестве или в печати обязательными становятся чередования, повторы, симметрии, то есть законы построения всякого орнамента, в которых со времен палеолита использовались неизобразительные мотивы. Здесь действуют объективные закономерности прикладного искусства, тесно связанные с утилитарными функциями предмета».
К этому надо прибавить еще и то, что неизобразительные мотивы появлялись на обоях, тканях, фарфоровых изделиях, на вещах из тисненой кожи, на портсигарах за много лет и даже десятилетий до возникновения самого абстракционизма. И абстракционизм не имеет никакого отношения к подлинным достижениям прикладного искусства.
Абстракционисты в утверждении своих взглядов часто объявляют себя врагами натурализма, борцами против него. Действительно, натурализм с его бездумным копированием мира, пассивным отображательством является отрицательным явлением в искусстве, борьба с ним необходима. Творчество художника должно раскрывать важные явления действительности, содержать страстную оценку изображенных событий, «приговор» над ними, а не представлять собой пустое фиксирование любого куска жизни.
Но абстракционисты только прикрываются фразами о борьбе с натурализмом. Во-первых, со своих жалких субъективистских теоретических позиций они не в состоянии дать научную критику натурализма. А во-вторых, в понятие натурализма они включают и реализм, фразеология о борьбе с натурализмом часто служит абстракционистам прикрытием для осуществления нападок на реалистическое искусство.