Станислав Юлианович Жуковский. Жизнь и творчество.. 1974. Автор: И.И. Станкевич
Счастливой была творческая судьба художника. С самого начала он не знал неудач и горьких разочарований. Редко встретишь такое сочетание первоклассных педагогов и такое талантливое окружение сверстников. И сама художественная атмосфера тогдашней Москвы немало способствовала гармоничному развитию индивидуальности Апрельский вечерАпрельский вечер ( Весна. Вечер ). 1898Холст, масло, 67 x 127Челябинская областная картинная галерея» принесли Жуковскому две премии. Успех пришел рано, но это только возбуждало энергию художника, утраивало силы, заставляло работать...
. В те годы конкурсы, выставки открывались одна за другой: передвижные, московского Товарищества художников, Общества любителей художеств, ученические... После нескольких удачных дебютов на выставках в училище Жуковский в 1896 году послал передвижникам свой пейзаж «Утро». Послал с опаской — ведь жюри настороженно относилось к произведениям , отклоняло работы , Е. Поленовой и многих других уже сложившихся художников. Но успех превзошел все ожидания. Не только зрители, сами педагоги училища с интересом останавливались перед картиной ученика фигурного класса. Представленные на конкурс Общества любителей художеств пейзажи «Май», «Осенней ночью» и «На экзамене 1897 года
получил сразу две малые серебряные медали за этюд и рисунок. Наступило время писать картину на большую серебряную медаль. Утверждение эскиза прошло удачно. Впереди два свободных года для подготовки к выпускным экзаменам. И тут снова событие — женитьба на одной из учениц училища Александре Александровне Игнатьевой. Жуковские поселились в двухкомнатной меблированной квартире на Вокзальной (ныне Комсомольской) площади. Жизнь пошла своим чередом.Осенью 1898 года в училище пришел
, и для наступила пора самого напряженного и самого счастливого ученичества. Новый профессор — прославленный русский мастер, и новая мастерская вызвали всеобщее любопытство. «Некоторые ученики заспорили: нужно ли учиться пейзажу?! Я пошел (в профессора.—Я. С.) потому, что чувствую, что учить пейзажиста можно и должно», — объяснял Левитан. В классах стояли натурщики, одетые «под крестьян» или «под мастеровых», так о Левитане-учителе рассказывала Н. Ф. Енгалычева, в мастерскую же Левитана принесли живые деревья в кадках, пахнущие лесом папоротники, дерн и мох. Красноватая занавеска в угловом окне создавала на просвет иллюзию вечерней зари. Следующая же за этой постановка показалась ошеломляющей по новизне живописных задач. Весь асфальтовый пол в мастерской был уставлен керамическими горшками с цветущими бело-розовыми азалиями. Роскошные цветы, красиво освещенные из боковых окон, рождали какую-то небывалую феерию красок... «Цветы жили, отцветали, зацветали вновь — это давало новые комбинации для композиции этюда. Нужно было, заканчивая постепенно, обобщать сразу целые куски, не возвращаясь много раз к одному месту. Это приучало к внимательному и четкому письму и наблюдению. На яркой краске цветов, иногда более яркой, чем чистая краска, мы учились превращать сырую краску в живописный образ цветка», — вспоминает один из учеников Левитана Б. Липкин. Левитан был слишком большим художником, чтобы вызывать к себе одно лишь любопытство. Очень скоро не только ученики, но и окончившие курс наук конкуренты на большую серебряную медаль жадно потянулись к нему, искали с ним встреч, спрашивали его совета. Каждый час, проведенный с Левитаном, развивал и многому учил молодого Жуковского. Обсуждали ли они пейзажи Н. Дубовского, , или вместе с шли в мастерскую в Трехсвятительский переулок, чтобы набраться «левитановского духа» перед участием на выставках Товарищества, записывали ли палитру Поленова, продиктованную Левитаном, считавшим, что современный пейзажист уже не может обходиться теми «изобразительными средствами и той скупой палитрой», которой пользовались старые мастера и художники начала XIX столетия, или писали этюды в деревне — все это была серьезная школа. Примечательно, что никто из учеников не старался подражать Левитану. Он помогал начинающим живописцам найти самих себя, обрести свою, глубоко индивидуальную манеру видения и понимания природы. «Тогда выдвигался большой пейзажист С. Ю. Жуковский, еще учившийся в училище, — пишет Я. Д. Минченков, — Левитан изучал каждый его этюд на выставке, расспрашивал, сколько времени он писал их, и от многих приходил в восторг». К немалой радости Жуковского один из его пейзажей постоянно висел в мастерской учителя.«Мы еще не вполне владеем умением связывать, обобщать в пейзаже землю, воду и небо, — говорил
, — все отдельно, а вместе, в целом это не звучит». Не отсюда ли родилась привычка быстро фиксировать на небольших картонах основные живописные отношения земли и неба — то самое главное в пейзаже, что создает единство его звучания? Широко применял Жуковский и систему левитановских лессировок, которые тот советовал класть на белые или цветные подмалевки, рассказывал Б. Липкин. Занятия с Левитаном, придававшим большое значение и манере наложения мазка и знанию самой живописной «кухни», позволили Жуковскому добиться со временем высокой культуры письма и большой смелости в обращении с краской.Много говорили о задачах картины — того краеугольного камня, вокруг которого то и дело возникали горячие споры. Отрицая традиционную «картинность»,
призывал к простоте мотива, но учил создавать пейзажную картину на основе суммированных зрительных впечатлений от непосредственно увиденной природы. «Картина, это что такое? — говорил Левитан, — это кусок природы, профильтрованный через темперамент художника, а если этого нет, то это пустое место».