Петров-Водкин. 1966. Автор: Л. Мочалов
В своей книге «Пространство Эвклида»
передает слова : «Не всем, видать, вдомек, что «предмет» от художника всего устремления требует, и что он и где он, — тогда только и — «рассказ» проявится полностью».Из осознания органических недостатков импрессионизма
делает вывод, что уподобление натуре или максимальное приближение к ней в искусстве бессмысленно. Искусство должно давать «реальную окаменелость момента живее натуры».и — каждый на свой лад — преображали реальное, искали в нем идеальное. силою искусства мечтает создать как бы новую реальность. Однако «сны» это не «реальные сны» , тысячью нитей связанные с действительностью. Водкинские «фантазии» 1909—1914 годов во многом беспочвенны. К тому же в рассматриваемый период художник решал в значительной степени «лабораторные» задачи живописи.
Его искусство, обретя высокое профессиональное мастерство не обрело еще подлинного жизненного содержания. Сама по себе повышенная «предметность» изображения лишь подчеркивала утопичность его «снов», его «небылиц».
«Красный коньКупание красного коня. 1912Холст, масло, 160 х 186Государственная Третьяковская галерея» 1912 года, по-видимому, был попыткой утвердить «вечные» национальные идеалы России. Он призван был символизировать самобытность ее исторического развития. Но этот символ — в преддверии первой мировой войны — в то время, когда Россия запуталась в клубке империалистических противоречий, был уже отвлеченным. И убежденность художника в формальном воплощении образа не могла уберечь его картины от иллюзорности содержания.
В своей творческой практике МатьМать. 1913», 1912—1913). Она сидит на траве среди родных полей. Голова ее наклонена, и, кажется, женщина прислушивается к себе. За спиной крестьянки — широкое, овеваемое вешними ветрами раздолье, плавно перетекающие формы холмов, лента реки, дымно-голубые дали.
нащупывает более плодотворный путь. Он обращается к старой и вечно новой теме материнства. Его мадонна оказывается русской босоногой крестьянкой («В картине звучат главные, фресково определенные цвета: холодная зелень травы, ситцевая, как бы чуть застиранная синева реки, ярко-красный цвет юбки женщины, белый — распашонки малыша. Художник несомненно преображает и природу, и человека. Он не копирует жизнь и не подменяет ее вымыслом. Он создает песню о ней. И если такие картины, как «У моря» и «СонСон. 1910Холст, маслоГосударственный Русский музей», несли на себе печать общеевропейского искусства и были по сути своей вненациональными, то «МатьМать. 1913» — глубоко национальное произведение.
Поисками национального отмечена картина «Девушки на ВолгеДевушки на Волге. 1915Холст, масло, 96 х 120Государственная Третьяковская галерея» (1915). Используя силу чистых цветов, , вероятно, хотел приблизить свое произведение к монументальным росписям, связать его с традициями древнерусского искусства. Правда, живопись «ДевушекДевушки на Волге. 1915Холст, масло, 96 х 120Государственная Третьяковская галерея» представляется значительно более условной, декоративно отвлеченной, чем рисунок. Она кажется раскраской, несколько искусственным нарядом, тревожа яркостью густо-малиновых, красных, ультрамаринно-синих, розовых и желтых цветов.
Сам художник считал картину «Девушки на ВолгеДевушки на Волге. 1915Холст, масло, 96 х 120Государственная Третьяковская галерея» этапной для себя работой. Переживая катастрофу империалистической войны, чувствовал потребность расширить свою аудиторию, найти более прочную связь с народом. «Мы хотели жить, — вспоминал он впоследствии, — интересами больших периферийных масс, интересами огромного человеческого коллектива... В «Девушках на ВолгеДевушки на Волге. 1915Холст, масло, 96 х 120Государственная Третьяковская галерея» я перехожу к быту и к типажу, который, как мне кажется, удался и который идет уже не от моей выдумки, а от природы, от девушек, которых я видел на Волге».
И «МатьМать. 1913», и «Девушки на ВолгеДевушки на Волге. 1915Холст, масло, 96 х 120Государственная Третьяковская галерея» по-новому подводят его к теме Родины. В картине «ПолденьПолдень. Лето. 1917Холст, масло, 89 x 128.5Государственный Русский музей» фигура женщины, кормящей ребенка и занимающей центральное место на полотне, почти дословная цитата из картины «МатьМать. 1913» (1912—1913).
Как будто бы художник взглянул на свою мадонну с большого расстояния и увидел жизнь, окружающую ее. Так, еще в 1917 году, в разгар империалистической войны, тему России
связал с темой трудового народа.На его полотне из легкой молочной дымки возникает крестьянская Русь, нежно-бирюзовая, неохватимая взглядом земля. Ее поля и отлогие Холмы, ее перелески и реки с песчаными отмелями как бы увидены с птичьего полета. Их размеренное чередование открывает за далью даль. На этой земле живет и трудится народ. В картине «ПолденьПолдень. Лето. 1917Холст, масло, 89 x 128.5Государственный Русский музей» нет единого «сквозного» сюжета. Она объединяет несколько внешне не связанных между собой действий и явлений. Перед нами развертывается вся жизнь крестьянина, в ее главнейших фазах — от рождения до смерти. То, что в жизни каждого человека совершается последовательно, в жизни целого народа как бы происходит параллельно. Для вечной земли разновременные события человеческого бытия — одновременны.
И художник «видит» не отдельное село, а всю землю, которую населяет его народ. Вот почему он считает возможным отойти от внешнего правдбподобия. Показывая землю с птичьего полета, Петров-Водкин изображает людей с другой точки зрения, не «сверху», а «сбоку». Не связанные действием люди объединены не только своим масштабом, но и цветом. Это кумачовый цвет русских сарафанов и рубах, контрастно гармонирующий с нежной бирюзой земли. Это излюбленный цвет народа, освоившего бескрайнюю зеленую равнину.
Картина
с ее сочетанием чистых слегка приглушенных матовых красок могла бы стать монументальной фреской.Тема России, развернутая в этом произведении, включает все основные темы творчества художника: любовь, материнство, смерть, быт человека, понятый, как бытие в мире.
«ПолденьПолдень. Лето. 1917Холст, масло, 89 x 128.5Государственный Русский музей» — не устающий быть вечный полдень России — это уже «быль», пусть увиденная с дальнего расстояния, но быль, а не небылица.
„КАЧКА МИРОВОГО КОРАБЛЯ". ОВЛАДЕНИЕ ПРОСТРАНСТВОМ
Там, где Красный коньКупание красного коня. 1912Холст, масло, 160 х 186Государственная Третьяковская галерея», напоминающий эмблему. Эта картина, так же как и «ЮностьЮность (Поцелуй). 1913» или «МальчикиИграющие мальчики. 1911Холст, маслоГосударственный Русский музей», скорее рельефна, чем глубинна.
имел дело лишь с собственной фантазией, он мог не слишком заботиться о законах восприятия реального трехмерного мира. Мир грез не нуждался в координатах пространства и времени. Видения живописца могли быть застылыми, окаменело статичными. Таков «В период империалистической войны и особенно после Октябрьской революции «быль» все настойчивее опровергает «небылицы» художника. Уже не «сон», а «явь» требовательно стоят перед его творческим взором. И овладение реальной действительностью он начинает с овладения реальным пространством.
Еще мальчиком, глядя в мерцающее ночное небо, будущий художник спрашивал:
— А что такое звезды?
Ответы взрослых, в которых крупицы истины перемежались с выдумкой, не могли успокоить озадаченной души ребенка.
«Что такое мир? И что такое человек в мире?» Эти «детские» вопросы не оставляли художника на протяжении всей его жизни. Космические впечатления — так, кстати, называется одна из глав книги
«Хлыновск» — становились для него незабываемыми событиями. О солнечном затмении, о «звездном ливне», пережитых в детстве, он пишет как о душевных потрясениях. Причиной этого был не страх перед «карой небесной». Потрясало величие мироздания, чувство причастности к таинственно необъятной Вселенной. «По мере наблюдения (имеется в виду метеоритный «дождь» — Л.М.), в меня входила какая-то согласованность с окружающим, я, подобно матросу в бурю, начинал учитывать каждым мускулом качку этого мирового корабля...»