Статья о И. Шишкине. 1988. Автор: Шувалова Ирина Николаевна
По сравнению с этим рисунком значительно интереснее исполненный графитным карандашом, акварелью и белилами лист “Шмелевка. Ветреный день” (1861). Он привлекает на только конкретностью образа, но и эмоциональной окраской.
Главное, что интересует Шишкина в природе родного края, — это деревья, леса, о которых он восторженно пишет в своем дорожном дневнике во время пребывания в Елабуге. Его записи пестрят такими эпитетами, как “великолепные ивы”, “сосны богатые”, “чудный дубовый лес”.
В апреле 1862 года вместе с В.И.Якоби выезжает за границу, имея при себе письмо от А. П. Боголюбова к прославленному дюссельдорфцу Л. Кнаусу. Не на землю обетованную — желанную когда-то для русского пенсионера Италию, — а в Париж или в Германию устремлялись академисты шестидесятых годов, потому что здесь бил ключ живого современного искусства, здесь можно было понять тенденции его развития, проверить себя, сопоставить свои работы с произведениями западных художников, расширить профессиональные знания. Шишкин же не захотел ехать в Италию прежде всего потому, что ее природа отталкивала художника той слащавой красивостью, которую он находил в большинстве идеализированных академических пейзажей.
Первое время за границей путешествует: он посещает Берлин, Дрезден, едет в Саксонскую Швейцарию и Прагу, знакомится с Богемией и, наконец, поселяется на зиму в Мюнхене. Тут он работает самостоятельно и некоторое время занимается в мастерской братьев Франца и Бено Адамов. Написанные в Мюнхене без предварительной натурной работы четыре картины не удовлетворяют его. Видимо, одной из них, позднее доработанной художником, является сравнительно недавно вошедший в собрание Государственного Русского музея “Пейзаж со стадом коров” (1864). Шишкин выделяет в центре большую купу деревьев и строит изображение на контрастном сочетании светло-голубого неба, надвигающейся темной тучи и погруженной во мрак земли.
Его не вдохновляет чужая природа. Он с грустью противопоставляет ее русской, в которой находит больше красот и достоинств. Не случайно в его картинах, исполненных за границей, есть некая отчужденность наблюдателя.
Весной 1863 года Шишкин отправляется в Цюрих, чтобы поступить в мастерскую Рудольфа Коллера, где намерен, в частности, поупражняться в изображении животных. Характерно, что своим руководителем за границей художник избрал не романтика Калама, а более трезвого и менее прославленного швейцарского анималиста, учившегося некогда в Дюссельдорфской академии художеств у К. Зона. Коллер незадолго до знакомства с Шишкиным вернулся из Франции. Недаром его называли “швейцарским Поттером”. В работах Коллера, исполнявшего преимущественно крупноформатные этюды, Шишкина привлекали хорошее знание натуры, точность рисунка, уверенность письма и большая завершенность. Однако неумение Коллера прийти к цельной, законченной картине, как считал Шишкин, разочаровало и отдалило его от своего учителя. По истечении полугода занятий он покинул его мастерскую. Правда, судя по заграничным этюдам Шишкина, в частности, по пейзажу “Буковый лес в Швейцарии” (1863), исполненному в период занятий у Коллера, профессиональное мастерство молодого художника, несомненно, выросло, палитра стала светлее, рисунок крепче. Небезынтересно сопоставить это произведение с этюдом “Вид в швейцарских Альпах (гора Малый Рухен)” (1862) А.К.Саврасова, посетившего ту же страну за несколько месяцев до Шишкина. Умение избежать нарочитой красивости особенно сказывается в работе Саврасова, поскольку художник не побоялся выбрать весьма распространенный на Западе (эффектный сам по себе, часто используемый Каламом) натурный мотив. Этюды Шишкина и Саврасова, каждый из которых тяготеет к строгой предметности и жизненности изображения, выявляют обнаруживающееся между ними различие. Саврасова, прирожденного живописца, склонного к поэтизации натуры, захватило величие Альп, торжественная красота сверкающей белизной заснеженной вершины, открывающсйся между темными склонами гор. Что касается , то в его более обыденном по мотиву, однообразном по цвету, несколько плоскостном по сравнению с саврасовским этюде ощущается спокойное созерцание художника, который увлечен растительным миром и ищет в чуждой ему природе не живописного выражения оригинальной присущей ей красоты, а созвучия своему влечению к лесному пейзажу.