Петров-Водкин. 1966. Автор: Л. Мочалов
БЫЛИ И НЕБЫЛИЦЫ
Мир открылся ему с высокого волжского берега, откуда было видно далеко-далеко, и, казалось, — беспредельно. Волга уводила воображение вверх по течению, там она разветвлялась на множество рек и речек, проникала в девственные северные леса и вниз — к южному морю — Каспию, где за песчаными пустынями мерещился в мареве загадочный Восток. Волга связывала разные концы огромной земли, называемой Россией. Эта земля имела свои большие и ясные цвета: синий — цвет весеннего неба, воды и далей; нежно-зеленый — цвет заливных лугов; охристо-палевый — цвет поспевающих хлебов; красный — праздничный цвет рубах и сарафанов.
Такою увидел свою родину художник. Он появился на свет в семье крестьянки, проработавшей всю жизнь в услужении, и сапожных дел мастера. От родителей он перенял способность делать все всерьез, добротно и со смыслом. Мужицкая закваска помогла ему стать настоящим тружеником в искусстве.
Впервые живописец решился обнародовать свои произведения лишь в возрасте 31 года (в 1909 году). К этому времени он успел пройти большой путь овладения мастерством: занимался в Петербурге — в школе Штиглица и в Москве — в Училище живописи, где одним из его учителей был Валентин Серов; совершил несколько поездок в Европу, работал в студиях Мюнхена и Парижа, изучая творения великих мастеров античности и Возрождения. Желая приблизиться к жизни, не искаженной ложью современной цивилизации, побывал и в Африке. Странствуя, он искал себя, свое место в искусстве.
Работы, привезенные художником из-за границы, были замечены критикой. Особенно громко имя Купание красного коняКупание красного коня. 1912Холст, масло, 160 х 186Государственная Третьяковская галерея».
прозвучало в 1912 году, когда он выставил «Исследователи сопоставляют «Красного коняКупание красного коня. 1912Холст, масло, 160 х 186Государственная Третьяковская галерея» с блоковской «степной кобылицей», олицетворяющей Русь, ее полет сквозь века истории. Можно было бы пойти дальше и вспомнить знаменитую гоголевскую «Тройку», а также «Медного всадникаПамятник Петру I. 1868—1770Бронза» и пушкинские стихи, посвященные русскому государю, «вскинувшему Россию на дыбы». Вероятно, и произведение Петрова-Водкина на свой лад продолжает сложившуюся в русском искусстве традицию. Может быть, художник попытался дать свою изобразительную формулу «вечной» России? Его конь, словно сошедший с древнерусской иконы, торжественно застыл, гордо вскинув голову и подняв копыто. Незыблемо величавый и своенравный, он диковато косит глазом; кажется, он умен — своим непостижимым для человека разумением... Тонкой рукой отрешенно задумчивый отрок держит узду. Но не он владеет конем, а конь им...
Уже после революции, в картине 1925 года, живописец вновь возвращается к образу красного коня. Это произведение еще больше перекликается с блоковским стихотворением. Красный сказочный конь летит над долами и лесами, над русскими серыми деревеньками. И оседлал его простой паренек в ситцевой рубахе и полотняных портах. Но художник не разрабатывает этого мотива и не доводит его до степени законченности «КупаньяКупание красного коня. 1912Холст, масло, 160 х 186Государственная Третьяковская галерея». Можно предположить, что покинула прежняя вера в создаваемый образ. Символическая отвлеченность «коня» уже не удовлетворяла мастера. И, очевидно, понимая, что прежними средствами не выразить реальное историческое содержание, открывшееся ему, он осторожно называет свою картину «Фантазия».
«Фантазиями» можно было бы назвать и многие из ранних произведений
. С детских лет, со времени, когда он слушал песни и сказки, его завораживало искусство «небылицы былями делать». «Быль» и «небылица», реальное и идеальное тесно переплетаются в его творчестве, причем в ранних работах художника эти два начала существуют несколько раздельно.В этюдах 1907—1908 годов живописец честно осваивает живую натуру («КактусыКактусы. 1907Холст, масло», «Сад Беневента. СахараСад Беневента. Сахара. 1907», «Вид музея Клюни в ПарижеВид музея Клюни в Париже. 1908Холст, масло»). В 1909 году он пишет портрет матери, бережно воссоздающий облик старой женщины с детски доверчивым и спокойным взглядом глубоко запавших мутно-зеленоватых глаз, в том же году исполнена картина «СтарухиСтарухи. 1909Холст, масло.». Сморщенные лица настороженно выглядывают из душной темноты замкнутого и убогого мирка. Чем-то средневековым веет от этих словно бы выточенных из дерева лиц, вызывающих смешанное чувство страха и жалости.
Нет ничего удивительного в том, что художник устремляется в погоню за «небылицами». Явь не удовлетворяет его, и он, как многие российские интеллигенты в период, последовавший за революцией 1905 года, предпочитает грезить. Сон кажется ему «главным утешителем». В картинах «У моря» (1908), «СонСон. 1910Холст, маслоГосударственный Русский музей» (1910), «Играющие мальчикиИграющие мальчики. 1911Холст, маслоГосударственный Русский музей» (1911), «ЮностьЮность (Поцелуй). 1913» (1913), «Жаждущий воинЖаждущий воин. 1915Холст, маслоГосударственный Русский музей» (1916) и других создает свой ирреальный мир. Мир вне времени и пространства. Отвлеченность сюжета, манерность застылых поз, символическая неопределенность содержания отличают эти произведения. Смутен их смысл. Впоследствии, окидывая взглядом свой путь, художник говорил: «какой сюжет «МальчиковИграющие мальчики. 1911Холст, маслоГосударственный Русский музей»? Ни один Эдип этого не разрешит, как и сюжет «СнаСон. 1910Холст, маслоГосударственный Русский музей». «СонСон. 1910Холст, маслоГосударственный Русский музей» это констатация того безысходного политического, исторического момента в России. «СонСон. 1910Холст, маслоГосударственный Русский музей» показывает, что нет ни человеческой красоты, ни человеческой энергии, а есть только одна греза, один сон». В названных произведениях наиболее заметны влияния современной художнику западноевропейской живописи. Поиски идеального в этих работах облечены в форму модернистского искусства. Правда, в своих произведениях Петров-Водкин не «разлагает», как некоторые его современники, образ человека на отдельные элементы. Его картины непосредственно вырастают из натурных штудий. Художник стремится предельно «овеществить» свои символические фантазии, довести их до степени реальности. Он формулирует в одной из своих статей (1917) тезис: «... чем отвлеченнее идея, чем сокровеннее мечта, тем более телесные формы должны облечь их, тем более вещественно, выпукло, четко она должна быть осязаема». Эта мысль весьма симптоматична. Она выражает принципиальные установки , ищущего свой путь в искусстве.
Как мы видели на примере
и , понятие «сюжет» уже перестало быть определяющим для живописцев. Вернее, оно наполнилось новым содержанием. У Нестерова сюжетом стало состояние человека и природы. У — колорит жизни российской провинции. И и — художники-поэты. У каждого из них свое поэтическое видение мира. В творчестве того и другого мастера усиливается внимание к декоративно-пластической выразительности живописи, внимание к самому характеру изображения.Петров-Водкин делает следующий шаг на этом пути. Выступая против мертвенных «настроений» декадентства, против художников-«воспоминателей» (то есть, очевидно, ретроспективистов «Мира искусства». — Л. М.), мешающих подойти вплотную к живой действительности, он ставит под подозрение не только «сюжет», но и «поэзию» живописи. В период резкого обострения индивидуалистических устремлений в искусстве, в период «безшколия и разнузданности» он пытается обрести точку опоры в основах изобразительного мастерства. «Когда, доказывая необходимость существования живописи, — пишет художник, — начинают с первых же слов говорить о поэзии, об эстетике, о сюжете, значит ремесло живописи утрачено...» Ремесло для
заключалось в исследовании средствами живописи самих предметов. Кустодиева увлекал их характер. интересует их живописно-пластическая структура. В наступлении против косной традиции хотел видеть жизнь такою, какова она есть. хочет «видеть предмет без предвзятости и подсказывания наперед значения или содержания предмета». «Устремление на предмет», восходящее к заветам , было во многом плодотворно для . Он в совершенстве овладел законами построения формы, стал мастером рисунка. При этом пересматривает принципы импрессионистического восприятия природы. Он считает, что импрессионизм в передаче «видимости» предметного мира дошел до своего логического конца, У Клода Моне и других художников все — сама натура, «идеал натуралистической иллюзии». Но когда выходишь от их картин «к настоящему солнцу, где легкие вбирают в себя настоящий воздух», впечатление гаснет. «Становится больно и даже совестно от ощущения, что вас пытались обмануть, выдать пахнущую маслом массу, положенную на холст, за натуру».